Не дай мне уйти

Следуя указаниям, мы находим нужное отделение, и, когда выходим из лифта, в коридоре в зоне ожидания с рядом жестких неудобных кресел видим небольшую компанию: Андрея, с которым я уже имела честь познакомиться, молодую девушку со свежим, еще красноватым загаром, и молодого мужчину с аналогичным следом от солнца на коже, из чего заключаю — где бы они его не заработали, делали это вместе.

Они смотрят на меня.

С интересом, любопытством и даже бесцеремонностью.

Переглядываются, обмениваясь молчаливыми знаками, и мне кажется, что исходящие от них сигналы в целом не несут никакой угрозы, но я не хочу выяснять. Даже несмотря на то, что эти люди, очевидно, еще один пазл его жизни, нетерпение толкает меня вперед, и все, на что я способна — вежливо поздороваться.

Я оставляю Леона на попечение Степы, следуя за Андреем, который кратко вводит меня в курс дела по дороге. Он сообщает, что молодые люди, которых я видела — это двоюродная сестра Кирилла и ее муж. Они приехали рано утром и уже успели его навестить.

— Он в сознании? — говорю торопливо.

— Да. Со вчерашнего дня. Он отлично провел ночь. У него отличные показатели.

Схватив его за локоть, заставляю остановиться и развернуться на месте.

— Почему вы не позвонили вчера?! — требую, нарушая своим всплеском сонный покой вокруг.

Кулак, в котором были зажаты мои чувства и эмоции все эти дни, трещит! Еще немного, и я просто взорвусь!

— Потому, что это был не совсем он, — объясняет.

— В каком смысле — не совсем он? — выдавливаю я.

— Это такое состояние, характерное после долгого “сна”. У него были когнитивные нарушения, проще говоря, проблемы с памятью и небольшое расстройство личности, но сегодня он в норме. Вчерашний день он вообще не помнит, так что вы ничего не пропустили, не нужно так на меня смотреть, — просит с нажимом. — Он покинул реанимацию только сегодня утром.

Выпустив его локоть, отворачиваюсь.

Чтобы не спорить. Чтобы не слать его к черту, именно этого мне хочется.

Мои ладони потеют.

Его палата просторная и светлая, индивидуальная.

Рядом с постелью вижу Веронику Мельник. Она держит сына за руку, тихо что-то говоря, но первое и единственное, на чем концентрируется все мое внимание — это насыщенно-карие глаза, которые устремляются на меня, как только возникаю в поле их зрения…

В животе происходит микровзрыв, до того этот взгляд осмысленный и наполненный. Видеть эту осмысленность все равно, что заново начать жить.

Он здесь. Здесь!

Мне не хватает кислорода.

То, что я держала в кулаке, выливается из меня слезой, которая катится по щеке.

У него и правда борода, но вокруг лица больше нет трубок. Грудь скована тугой повязкой, бедра прикрыты простыней. Эта тонкая преграда демонстрирует мне то, что за прошедшую неделю Кирилл не потерял в весе, кажется, ничего. Он абсолютно такой же, как и неделю назад, за исключением бледности на лице. И он неподвижен.

Единственное активное движение создают его умные осмысленные глаза, которые блуждают по моему лицу и телу.

— Привет… — хрипло произносит Кирилл.

Из моей груди вырывается всхлип.

Его мать бесшумно освобождает стул. Когда поворачивается ко мне лицом, вижу застывшие в ее глазах слезы и целое море эмоций, от облегчения до тревоги, и это разительно контрастирует с тем, какой она предстала передо мной четыре дня назад.

Она смаргивает слезы, говоря мне тихое:

— Добрый день.

Также бесшумно она покидает палату, пообещав сыну скоро вернуться.

Через секунду мы с Кириллом остаемся в палате одни, он сгибает руку и раскрывает ладонь, словно маня к себе.

Я занимаю опустевший стул мгновенно. Хватаюсь за предложенную мне руку, она восхитительно теплая.

Целую костяшки его пальцев. Кирилл обводит подушечкой большого контур моих губ, наблюдая.

— Как твои дела? — ласкает меня его голос.

Закрыв глаза, я вымученно смеюсь.

Будет просто отлично, если когда-нибудь я найду подходящие слова, чтобы описать ему то, что пережила за эти дни, но не сейчас… я не хочу этого сейчас.

Держась за его руку, я чувствую себя счастливой. Счастливее, чем в этот момент, я была лишь в тот день, когда родился Леон. Мое счастье невозможно сравнить ни с чем. Чувствовать его живое тепло — это как дышать…

— Я так скучала… — произношу.

— Скучала? — снова гладит пальцем мои губы.

Напряжение, которое вижу в глубине его глаз, заставляет что-то дрогнуть внутри.

Вдохнув больничный запах, говорю:

— Да. Но я знала, что ты к нам вернешься.

— Маша… — прикрыв глаза, от сглатывает слюну.

Его кадык дергается, двигаясь на жилистой шее.

Слова звучат отрывисто, когда начинает говорить:

— Я через несколько часов уезжаю. Утром у меня операция в Москве.

— Операция? — спрашиваю взволнованно. — Какая?

— Я сейчас парализован, — говорит то, что заставляет меня сглотнуть ком. — Я нижней части тела просто не чувствую…

Прокрутив его слова в голове, целую центр ладони и говорю:

— Мы с Лео соберемся к вечеру. Просто скажи, куда ехать и…

— Вы со мной не поедете, — обрывает он меня.

— Конечно, поедем…

Выражение его лица и тяжесть взгляда заставляют меня умолкнуть.

— Нет. Не поедете, — повторяет хрипло.

— Что это значит?

Помолчав, он говорит: