Прислушиваюсь к дыханию Леона, понимая, что внутри меня все же произошел микровзрыв, и у него был отложенный эффект. Я бесшумно покидаю комнату, и именно в этот момент на меня обрушивается настоящее осознание, подкрепленное убийственно острыми вопросами!
Надолго он здесь?
Какой он теперь? Как он теперь живет? Он все еще женат?
Черт… Черт!
Мечась по гостиной, я не в состоянии сконцентрироваться ни на одном предмете.
Должна ли я… искать с ним встречи? Хочет ли он этой встречи?
Должна ли я рассказать, что его сыну уже год и шесть месяцев? Нашему сыну…
Нет никаких нас.
Моя голова взрывается. В центре этого вопросника стоит не менее важный, чем все другие: хочу ли я увидеть Кирилла снова?!
Я знаю ответ. Всегда знала, иначе не сходила бы с ума каждый раз, замечая такие характерные повадки в мимике своего ребенка.
Насколько я труслива? Сейчас мне кажется, что бесконечно. Я не боюсь встречи с ним. Я боюсь, что она ему не нужна.
Взгляд насыщенно-карих глаз, с которым я “обменялась рукопожатиями” буквально два часа назад, вспыхивает на подкорке во всей своей красе. Мимолетный, но такой знакомый, что на коже у меня мурашки.
Грудь сковывает от давления. Рухнуть на диван с мокрым полотенцем на лбу мне не дает звонок на мобильный. Мне приходится разворошить всю сумку, чтобы найти телефон. Звонит Оля, и я отвечаю на ее звонок отвратительно бодрым голосом:
— Да…
— Привет! Как дела у моего сладкого пирожка? — интересуется подруга.
— Кажется, у него зуб режется…
— Ну ничего, — успокаивает. — Их не так много осталось.
— Обнадеживающе, — вздыхаю. — Как дела у вас?
Она уже неделю в больнице, и мне не мешало бы навестить ее еще раз…
— Мы дома, — сообщает умиротворенно. — Я чего звоню… в субботу у Димы Миллера дома мероприятие. Шашлык и прочее… повиси… — отвлекается она. — Мишань, я разговариваю по телефону, иди поиграй во дворе, — вычитывает своему семилетнему сыну.
Я слышу его голос на заднем плане, и он похож на бубнеж.
Вернувшись к разговору, подруга продолжает:
— Поехали с нами, можешь и Максима своего взять. Мне хотя бы не так скучно будет в этом “высшем обществе”.
Дмитрий Миллер возглавляет медиахолдинг в городе, они с Чернышовым друзья еще с университета. Сама по себе я бы вряд ли попала в его дом, потому что Оля не преувеличивает — в доме Миллера собирается публика, которой очень жмет корона. Особенно ее женской половине.
— В субботу мне не с кем оставить Лео…
— Бери его с собой. Мишаня тоже поедет.
— Я подумаю, — говорю, не в состоянии дать ей ответ прямо сейчас.
— Вот думать как раз и не нужно, — говорит Оля. — Я буду тебе должна.
Кладу трубку, решая, что хочу в душ. Я хочу выключить свою голову ненадолго, чтобы перезагрузить ее во второй раз за этот день…
Глава 4
Все утро у меня уходит на то, чтобы надеть на Лео подгузник. Мне стоило бы отказаться от своих планов хотя бы поэтому, но еще два дня назад я согласилась составить Оле компанию на вечеринке у Миллера, пусть и ненадолго.
Над моими планами повисает очень большой вопрос, когда время катится к полудню, а сын все еще не одет.
С недавних пор он хочет одеваться сам, а если я пытаюсь помочь, превращается в маленькую капризную тучу. Он может провозиться со своими сандалиями полчаса, из-за чего мне не раз приходилось отменять прогулку, и сегодня примерно такой же случай.
Когда раздается звонок в домофон, мой сын сидит на полу посреди гостиной, и он даже не закончил с носками.
Иногда мне кажется, что с его характером мне просто не справиться. Не представляю, откуда его столько в таком маленьком существе. С учетом того, как много я общалась со своим животом во время беременности, мы с сыном могли бы лучше понимать друг друга.
Повернув замок, я открываю для Максима дверь, а сама усаживаюсь на колени перед Лео, чтобы помочь ему с сандалиями. Он поднимает на меня смурные зеленые глаза, недовольный вмешательством.
— Это котик полосатый… — напеваю я, перехватывая инициативу. — У него четыре лапы…
Превратившись в слух, сын затихает и хлопает ресницами.
— Мягкий плюшевый живот…
— До се-фсю коть…
— Да… до чего же милый кот…
Он показывает мне свои зубки, улыбаясь, я же спешу обуть его вторую ногу, пока настроение сына не изменилось.
Мое внимание нужно ему постоянно. И я даю его по первому требованию. Наверное, это означает избаловать ребенка, но я все равно плюю на правила. В конце концов, я всю жизнь их нарушаю. Даже мой сын — результат очередной авантюры, которая закончилась еще одним болезненным уроком. Если бы мой сын не требовал к себе столько внимания, в последние два дня я бы извелась к чертям собачьим, потому что, засыпая и просыпаясь, я думаю о его отце, которому соврала.
Я не предохранялась, хотя уверила Кирилла в обратном. И все потому, что я хотела ребенка…