Просыпаюсь от солнечного луча, бьющего прямо в лицо. Потягиваюсь, смотрю на сына — он еще безмятежно спит и улыбается. Я тоже слегка улыбаюсь в ответ, хоть он этого и не видит, и стараюсь вылезти из кровати так, чтобы его не разбудить. Сегодня — да и в ближайшие несколько дней — никакого садика. Пусть спит, сколько хочет.
Иду в душ, а потом на кухню за кофе. Уже почти девять утра, но от Игоря ни слова. Уже собираюсь сам ему набрать, но меня прерывает звонок в дверь. Смотрю в глазок — на пороге Виктория с объемными пакетами. Распахиваю дверь и перехватываю ношу.
— С ума сошли такие тяжести таскать? — бурчу недовольно, а сам внутренне выдыхаю. если с кем оставить Руса, чтобы заняться неотложными делами. надо проведать Милу с Ирой.
— Ой, да бросьте. а то не знаете, что русские бабы и коня на скаку, и в избу…
— Знаю, но это не значит, что надо все тащить на себе.
— У меня мужа нет, так что приходится, — беззлобно поддевает она и тут же начинает колдовать над завтраком. — Русланчик встал?
— Пока нет. Решил не будить.
— И правильно, пусть поспит. Сон — лучшее лекарство от всего. И от горя тоже.
Она кивает со знанием дела. И я знаю, на что она намекает. У нее тоже был сын. Умер в возрасте восьми лет. Утонул в бассейне. Как она это пережила — одному богу известно.
— Так, через десять минут будет готов завтрак, а потом можете идти куда вам там надо. Мы с Русланом скучать не будем, правда?
Я оборачиваюсь — сын, заспанный и растрепанный, стоит на пороге кухни и словно никак не может понять, что происходит. Недоумение на его лице постепенно сменяется осознанием, уголки губ опускаются, но он говорит:
— Конечно, не будем. Вика веселая.
— Иди умывайся и чисть зубы. А потом переодевайся и приходи завтракать.
Сын убегает, а я подхожу вплотную к женщине и тихо говорю:
— Спасибо вам. Присмотрите за ним. Я пошел.
— А как же завтрак? — кричит она мне вслед.
— Я не голоден. Рус, я ушел, увидимся вечером.
— Пока, пап, — кричит он мне из ванной комнаты, а я беру ключи от машины и выхожу в прохладное осеннее утро.
Во дворе набираю Игоря. Он сообщает, что Мила кое-что вспомнила и даже позвонила ему в пять утра. И сейчас он в морге, проверяет информацию. Это хорошо, вдруг и правда повезет.
По дороге к своим девочкам — иначе у меня уже и язык не поворачивается их назвать — заезжаю в магазин. Наверняка у них дома их еды и нет ничего, не жили же там. Паркуюсь во дворе, замечаю приставленную к Миле охрану, киваю парням и иду к подъезду. В нескольких метрах передо мной внезапно оказывается бандитского вида качок. Ключом открывает дверь подъезда, деловито поднимается на этаж Милы и начинает тарабанить в дверь.
— Открывай, я знаю, что ты дома. Где мои деньги? Открывай, или я выбью эту чертову дверь. Ну!
Он бьет кулаком по дереву, оно содрогается под мощными ударами, а я аккуратно подкрадываюсь сзади и обрушиваю удар на бритую голову. Надеюсь, что мужик рухнет, но ошибаюсь. Он поворачивается с удивленным видом.
— Ты че, чувак? Берега попутал?
— Уходи отсюда и забудь дорогу в этот дом, — цежу сквозь зубы, а сам понимаю, что мне не справиться с этим уродом. Но и не надо — парни уже в подъезде, слышу их тяжелые шаги. Надо его только немного задержать.
— Не, ты точно блаженный, — гогочет мужик и замахивается для удара. Я уклоняюсь, но он, видимо, ждет этого, потому что мне прилетает удар в челюсть левой. В глазах темнеет, но парни уже скручивают мужика, уводя его. Он брыкается и матерится, пытается вырваться, но в охране тоже не хлюпики работают, так что у него ничего не выходит.
— Денечка! — врывается в мысли любимый голос и я оборачиваюсь. Мила бросается ко мне и начинает причитать: — ну как же так? Ну зачем ты к этому амбалу полез? Он вон какой здоровый! — Трогает скулу, и меня прошивает боль, я морщусь. — Больно, да? Пойдем, компресс холодный сделаем. Давай, вставай…
Она помогает мне подняться и зайти в квартиру. Не хочется казаться слабым, но гул в голове от удара все еще дезориентирует.
— Денис! — бросается ко мне Ира. — Ты пришел!
— Ир, отстань от него. Видишь, его побили. Нужно сначала вылечить.
— Я могу! — ответственно заявляет девочка и, стоит мне только опуститься на диван, забирается мне на колени и начинает легонько целовать и гладить щеку. — Меня мама всегда так лечит, когда ударюсь. Говорит, надо поцеловать, и все пройдет. — Целует меня в щеку еще и еще, и я улыбаюсь. хоть и больно. — Прошло?
— Почти. Ты волшебница.
— Ура! Мам, ты слышала? Помогло. Хочу быть доктором, когда вырасту.
— Раз хочешь, значит, обязательно станешь, — серьезно отвечаю, и счастливая девочка убегает в комнату.
А Мила присаживается рядом со мной и начинает аккуратно промывать рану и смазывать ее перекисью. Пощипывает, но я почти не чувствую. Ее губы так близко, она закусила нижнюю, сосредоточившись, и это выглядит так сексуально, что я не выдерживаю: наклоняюсь к ней и целую, невзирая на боль.
— Перестань, глупый. Хуже будет.
— Не будет, — шепчу, утыкаясь лбом в ее лоб, — Ира права — поцелуи лечат лучше всего. Повторим?
Эпилог