Не бывает прошедшего времени

- Я болен, Отто. Не могу. Трудно. Я уехал ребенком и фактически из другой страны, не из той, где он живет. Они там всё отстроили и перестроили. Страну, которую я помнил, сожгли твои соратники, Отто. А разговаривая с Владимиром, я иногда ощущаю к нему симпатию и, прости, Отто, вовсе не собираюсь ему вредить...

Немец долго изучал рюмку, затем налил в нее, поглядел, сколько осталось в графине, и выпил. Он совсем отяжелел от водки и напряжения и, казалось, не слыхал последних слов Виктора.

- Ты уже опытен, - сказал Отто и снова потрогал очки в тяжелой оправе. - Помнишь, как мы были с тобой на востоке Сицилии, возле городка Рандаццо в горах? Над нами высился вулкан Этна, извергавшийся совсем недавно, боковой кратер еще дымился, пути к вулкану были перекрыты шлагбаумами. Ты предложил подойти ближе: молод был еще, а знал, чего желаешь!

- Да это не я был, меня в ту пору по возрасту не взяли бы да?ке в фольксштурм! Ты забыл, что я был тогда с родителями в Киеве.

- Неправда! Не скрывай! - Отто был пьян и потому разговаривал с особой настойчивостью, но люди в наушниках не слышали вокруг никаких звуков, кроме тех, которые заказали и оплатили. - Это был ты! Мы тесно, плечом к плечу стояли рядом, и нас объединяло дело, а не какая-нибудь ерунда. Возраст не имеет значения. Это был ты!

- Я понимаю, что идеи переживают людей.

- Виктор, ты пойми главное! Летом сорок третьего года союзники почти полностью сровняли Рандаццо с землей, лишь монастырская церковь уцелела и еще несколько зданий. Из всего нашего гарнизона выжило меньше взвода, мы с тобой были среди спасшихся и несколько дней прожили на склонах вулкана, объедая на винограднике спелые гроздья, пока местные крестьяне не начали охоту на нас, и мы с тобой ушли в горы к самому кратеру Этны. Я все помню... - Отто пьяно погрозил пальцем. - Разве ты забыл, как мы шли к кратеру, будто два брата, по черной пемзе, по разноцветным крошкам лавы, а не по украинской черной земле? У вас это так зовется - "черная земля" ?

- Чернозем, - кивнул Виктор, - Твои соотечественники во время оккупации грузили его лопатами на платформы и отвозили в Германию. Вот так, лопатами на платформы - и нах фатерланд.

- Ты ведь не нас имел в виду, провозглашая страшную клятву?

- Какую клятву? За всю свою жизнь я единственный раз поклялся, и то в церкви, собственной супруге. А она мне. И мы оба - американскому богу.

- Виктор, не кощунствуй! - многозначительно сказал Отто и налил себе последние капельки из графина. - Мы с тобой попили тамошнего красного вина "Торичеллано", помнишь, нашли в брошенном доме возле Этны, и запили его виноградной водкой-граппой из моей фляги и заорали хором на прекрасном немецком языке: "Будьте вы все прокляты!" Наше проклятие было как присяга на братство. Мы выкрикивали проклятия, твердо веря, что нашим нынешним противникам еще придется погоревать. Так что не требую от тебя ничего особенного, лишь придерживайся собственных клятв.

- Меня там не было, Отто...

Но немец уже дремал рядом с графинчиком. Официант почтительно, с отдаления, наблюдал за ними. По "Русскому аудио" разгуливали странные люди, не общающиеся между собой, лишь время от времени надевающие наушники, будто аппараты односторонней связи с господом богом, с утраченным домом, с истлевшим прошлым. Еще с чем?

Вдруг Отто оторвал голову от стола и крикнул бармену поверх невозмутимости всех голов:

- Эй, можно заказать марш "Прощание славянки"?

- Почему бы нет? - удивился бармен.

ПАМЯТЬ. (Из прощального письма французского партизана Жюльена Апо, расстрелянного гитлеровцами в сентябре 1943 года.)

"У меня отнимут радость увидеть окончательную победу, но я все же имел счастье узнавать о блестящих успехах Красной Армии, которая героически приносит неслыханные жертвы, чтобы уничтожить гитлеровскую коричневую чуму! Да здравствует СССР!.. Да здравствует свободная и независимая Франция!"

15

Который день подряд я почти не бывал в гостинице. Именно в это время Париж несколько раз подряд содрогнулся от массовых демонстраций сторонников мира. Сам для себя, не имея возможности вмешаться в чужие дела, я радовался, видя лица решительных людей, тех же или похожих на них, которые изгнали фашистов из Парижа и не позволят новым оккупантам захватить свои дома и свои души. Здесь, в Париже, был основан в свое время центр современного движения сторонников мира, возглавляемый великим французом Фредериком Жолио-Кюри. Что бы ни слышал и что бы ни видел я в Париже сегодня, мне было радостно оттого, что и Победу, и то, как добыли ее, здесь помнят люди, камни, воздух. Мне было больно оттого, что из народа вопреки его судьбе выбивают эту память, унижают Победу, чтобы заодно унизить нас, советских, великой кровью освятивших ее.