Не быль, но и не выдумка

Щербатов выступает против неограниченного абсолютизма, благоденствие народа обеспечивается мудрыми советниками монарха из знати. При некоторых трезвых экономических предложениях, разумеется, нет никакого отрицания частной собственности, никаких отголосков идей равенства, нет даже государственного воспитания детей. Идеал Щербатова — полицейское государство, «в коем власть государственная соображается с пользою народною». Словом, «Путешествие» представляет странную смесь и прогрессивных для России тех времен призывов, вроде ограничения произвола, и самых реакционных, вроде пропаганды военных поселений, что и было впоследствии осуществлено Аракчеевым и Клейнмихелем.

Перейдем теперь к значительно более забавному «Новейшему путешествию», «сочиненному в городе Белове» Василием Левшиным (1784). Правда, в художественном отношении произведение Левшина особой ценности не представляет, но мы пока не будем предъявлять подобных требований к начальным шагам отечественной фантастики. Ведь перед нами все первое, в данном случае — первое в русской литературе путешествие на Луну.

Василий Алексеевич Левшин прожил долгую жизнь (1746–1826) имел 16 детей и написал на своем веку около 160 (!) книг, главным образом хозяйственного, содержания; это были по большей части переводные и компилятивные работы. Пушкин писал о нем в седьмой главе «Евгения Онегина»:

Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы,
Вы, школы Левшина птенцы…

В перерывах между созданием книг о домоводстве, садоводстве, огородничестве, охоте, содержании певчих птиц, крашении тканей, ветеринарии, постройке мельниц, цветоводстве, кулинарии он успевал сочинять еще и художественные произведения. Приведу целиком первый абзац «Новейшего путешествия», чтобы убедить вас, что это и вправду подступы к научной фантастике:

«Нарсим размышляя о свойстве воздуха никак не сумневался, чтоб нельзя было изобрести удобной машины к плаванию по оному жидкому веществу; он видал, как перо от малейшего ветра поднимается на сию стихию. Разве не тож самое служило к изобретению водоходных судов? воображал он. Конечно много веков прошло доколь найдено средство плавать по морям: и без сумнения все видали, что счепка дерева не может погрязнуть в воду. Но то ли самое с пером и воздухом? От счепки произошли и военные корабли: а перо доставит нам способ сделать орудие, удобное возносить нас выше нашей атмосферы…»

Раздумывая над этими и прочими загадками мироздания, изобретатель задремал, и во сне ему привиделось, что аппарат с орлиными крыльями уже сконструирован, «вынеся сию машину на открытое место и сев в нее, когда двух сторон крылья опустил с ящиком горизонтально, а двумя другими начал махать, поднялся он вдруг на воздух». И поднялся так высоко, что оторвался от притяжения Земли и приблизился к Луне. Тут новоявленного космонавта охватил такой «ентусиазм», что он чуть-чуть не разбился, так как перестал взмахивать крыльями. «Посмотрим, говорил он сам себе, для наших ли тварей создан кружок сей, и нет ли в нем животных равномерно мыслящих, что Земля наша есть их месяц?..»

Чтобы герой не погиб без воздуха, автору приходится ввести и подробно обосновать научно-фантастическую гипотезу о том, что воздух заполняет все пространство между небесными телами и что благодаря именно этому они не падают друг на друга. Несмотря на всю наивность объяснения, трогает то, что автор подумал об этом препятствии; немало фантастов XIX и даже XX века ничтоже сумняшеся отправляли своих героев путешествовать по космосу в воздухоплавательных аппаратах.

Естественно, Луна оказалась населена «равномерно мыслящими» существами. Стоило бы туда лететь в противном случае? «О небо! не сплю ли я? вопиет Нарсим, обращая стремительно на все стороны взоры: Луна населена!.. вот города… деревни!.. Ах! я вижу и самих тварей… Боже мой, здесь такие же человеки!..» Но вот уже оправдать сходство лунного и земного языков автор не позаботился.