В голову мне никогда не приходило, что я увижу Мадагаскар. Иногда мечтал о Рио-де-Жанейро, куда стремился симпатичный Остап Бендер. Про Мадагаскар слышал однажды на дружеской вечеринке в исполнении молодых научных работников песню с красивыми словами: «Осторожнее мой друг / Тяжелы и метки стрелы / В таинственной стране Мадагаскар».
В 1984 году в моей работе в Спорткомитете случилась досадная ошибка. Отправил сотрудник международного управления организаторам турнира в Голландию телеграмму. Дескать, мы не пошлем гроссмейстера участвовать в вашем турнире. И сказал почему. А вот писать, почему именно было табу! Молодой сотрудник телеграмму послал с моих слов, и стали его таскать. Я заступился, взял вину на себя и, как следствие, отдохнул на годик от заграничных командировок. Зато мог себя несколько больше уважать и приобрел симпатии сотрудников международного управления. Прошло время, и в этом самом управлении меня спросили – не желаю ли я слетать на Мадагаскар в качестве тренера. Я, конечно, согласился. Прочитал книжку о Мадагаскаре. Узнал, что у островного государства и его обитателей очень интересная история. Пересказывать, значит уходить от избранного мной курса. Рискну лишь посоветовать любопытным почитать о Мадагаскаре.
Перелет был из Москвы прямой, на юг, довольно продолжительный с посадкой в Найроби, в Кении, где при выходе из самолета в помещение для краткого отдыха пассажиров почему-то досматривали. Симпатичный темнокожий служащий обнаружил в верхнем кармане моей рубашки доллары. Ничего не сказал, улыбнулся. Как мне показалось, одобрительно. Совсем по-другому вели себя таможенники на дружественном нашей стране Мадагаскаре. Отвели за бархатные занавески, «прошмонали», и, не скрывая большого удовольствия, отобрали батон сырокопченой колбасы. Таможенник спросил по-французски, что в консервной банке. В институте я зачем-то занимался французским и знал, что рыба это пуассон, а если одна буква с, то это пуазон, то есть яд. Я сказал пуассон и был пропущен. От зримой черты бытия, склонного к социализму, меня уберег Сергей, встречавший меня атташе нашего посольства по спорту. Как только я вышел из самолета, он немедля перехватил меня и спросил: «Доллары есть?» Забрал у меня и пронес, не подвергаясь досмотру, как дипломат. А то не миновать бы мне обмена командировочных на местные франки, валюту очень нетвердую. Позже я видел, как эти франки скрепляют по десятку купюр с нулями для удобства счета.
Сергей оказался очень симпатичным парнем. Он окончил Институт международных отношений, не имел важных родственников или знакомых и видов на карьеру. Между прочим, мне приходилось встречать в других странах наших атташе по спорту с подобными данными. Сергей познакомил меня с Игорем, доцентом-физиком – преподавателем здешнего университета, журналистом Арсеном и Сашей, носителем дружбы и культуры в мадагаскарские массы. Надобно отметить, что наш Дом дружбы был заметно скромнее, чем аналогичное заведение бывших колонизаторов французов. Наш был на уровне провинциального дома культуры. А французский, имени Альбера Камю, носил все черты евроремонта, как теперь говорят.
Саша первым делом сводил меня в оригинальный монозоопарк, где жили только лемуры. Правда, разнообразные. Это чудо зоологии – мадагаскарская достопримечательность. Зверушки симпатичные, пушистые, большеглазые и длиннохвостые издавали неожиданные звуки. Можно было ожидать мяуканье, но они хрюкали. Потом Саша доставил меня в Дом дружбы, где собрались местные шахматисты. Мы пообщались с помощью Саши, который владел французским по-настоящему. Меня попросили сыграть две партии блиц с мальчиком лет десяти, надеждой местных шахматистов. Я согласился и с первых ходов сообразил, что мальчуган не промах. По дебюту он получил преимущество, и мне стоило немало усилий, чтобы не пасть сраженным тяжелой и меткой стрелой к удовольствию всех зрителей поединка.
Доцент Игорь, которому поручили опекать меня, сказал, что из Москвы сообщили, будто я владею французским языком, но когда выяснилось, что умею лишь лопотать по-немецки, никто не удивился художественному преувеличению, тем более что название шахматных фигур и цифры, обозначающие вертикали шахматной доски, по-французски я знаю твердо.
Проверка моих возможностей местными шахматистами не ограничилась спаррингом с юным дарованием. Устроили сеанс одновременной игры с часами. Однако при комплектовании состава участников допустили стратегическую ошибку. Включали по одному представителю из разных спортивных организаций. Так что добрая половина противников оказались довольно слабыми шахматистами. И самый сильный, не удовлетворенный, вероятно, тем, что пришлось играть в сеансе, затеял с первых ходов перепалку в быстром темпе, не отпуская сеансера от доски. Он проиграл фигуру, и остальные участники сеанса приуныли. Проверку я провел успешно.