Не будите спящего спинорога

А блондинка выскочила из подворотни на задний двор, оттуда – на соседнюю улицу. Никого! Завертелась посреди дороги. Наконец из-за угла блеснули фары, и к ней подъехала слегка битая «импала» с откидным верхом.

Шэрон вскочила в машину и кулаком ударила Коулмэна по плечу.

– Тупица! Сказала, будь на подхвате!

– Ой, – скривился Коулмэн, потирая плечо. – Сколько мы заработали?

– Ты – шиш, потому что опоздал! А если бы он за мной пошел?! – Она наклонилась, чтобы зажечь сигарету против ветра, глубоко затянулась и резко выпустила дым из ноздрей. – Не бабок тебе, а пулю в лоб!

– Откуда зажигалка?

Шэрон посмотрела на зажигалку.

– Ты о чем?

– Где-то я ее видел, – сказал Коулмэн.

Речь шла об изрядно помятой «зиппо». Со слов «Майами», «Апельсиновая чаша» и «1969 год» начала лупиться краска.

– Зажигалка как зажигалка, – фыркнула Шэрон, запихивая «зиппо» глубоко в карман тесных джинсов.

– Если та самая, мы попали, – сказал Коулмэн. – Очень похожа на зажигалку Сержа с третьего Суперкубка! Ты случайно не лазила в его тайный склад, а?

– Какой еще тайный склад? Вы что, еще в войнушку не наигрались? У меня, блин, спички кончились! А у него в коробке целая куча. И зажигалка.

– Ты и спички брала?! О черт, это вышка!

– Да хватит ныть!

– Черт побери! – возмутился Коулмэн. – Если ты не понимаешь, что такое тайный склад, ты ни черта о Серже не понимаешь!

– Коробка как коробка.

– Это коробка из-под сигар, которые сделали здесь, в Тампе, в тыща девятьсот пятом! А спички из его любимых городов Флориды. Половины уже на карте нет! И ты ими прикуриваешь!.. Серж нас пристрелит как собак!

– Он и не узнает, – возразила Шэрон. – В этой коробке столько дерьма – тебе не передать. Нет, правда дерьмо! Палочки для коктейля, значки, корешки от билетов, бумажные подстаканники, пепельницы, старые ключи из гостиницы… Он даже не заметит!

– Заметит как пить дать! – ответил Коулмэн. – Я видел, у него целый ритуал, он все аккуратненько складывает и каждый вечер кладет коробку в огнеупорный сейф под кроватью… Нам точно крышка.

– Газуй!

Коулмэн нажал на газ.

Обычно Коулмэн носил футболку с рекламой рома, обрезанные до шорт джинсы и грязные кроссовки без шнурков. Он страшно обижался, когда Шэрон называла его тупицей, тупоголовым или «дурацким шариком на ножках»: несмотря на массивное тело, круглая голова Коулмэна казалась непропорционально большой. За многократное управление автомобилем в нетрезвом состоянии его лишили прав давно и надолго.

Коулмэн откупорил бутылку пива.

– Едешь как черепаха! Поддай, тупица!

– Шэрон, пожалуйста, не называй меня так!

– Да пошел ты… Снупи!

Шэрон Роудс, яркая блондинка с высокими скулами и полными влажными губами, не просто притягивала мужские взгляды. Засмотревшись на нее, мужчины нередко выпускали руль и врезались в дорожные столбы. Она была самой шикарной стриптизершей на тампском «бродвее» – конечно, если ее посещала вздорная мысль явиться на работу. За катание на водных лыжах без верхней части купальника в неположенном месте Шэрон отбывала условное наказание.

Они подъехали к темной многоэтажке за городским парком. Из-за американских горок украдкой выглянул полумесяц. Шэрон вышла из машины.

– Только не спускай все бабки на крэк, – попросил Коулмэн. – Купи нормального порошка! Крэк вреден для здоровья.

– Куплю, блин, что хочу! – Она просунула руку в окно и затушила сигарету о сиденье.

– Ты чего?!

Едва Шэрон скрылась из виду, Коулмэн резко дал задний ход, развернулся на девяносто градусов и рванул вперед, оставляя на асфальте черные следы. Объехал вокруг дома и вернулся к подъезду с другой стороны как раз, когда на улицу выбежала Шэрон. При виде «импалы» она скривилась:

– Черт!

Коулмэн затормозил у бордюра и выскочил из машины.

– Попытка засчитана! Все, без меня не пойдешь!

Они зашли в подъезд вместе, поднялись на третий этаж и тихо постучали в облупленную дверь.

Изнутри донеслось шарканье, потом тихий голос спросил:

– Кто там?

– Шэрон и Тупица. Коулмэн пихнул Шэрон локтем.

– Только попробуй еще раз! – Шэрон вцепилась Коулмэну в волосы и хотела было протаранить его головой дверь, но та открылась.

Хозяин в оранжево-черном шелковом халате из японского театра гротеска молча отвернулся и ушел в полутемную комнату, освещенную дюжиной «зажигалок». Повсюду сидели и лежали люди в крайней степени истощения или в параличе. Прожженный пятнами ковер был покрыт сгоревшими спичками, металлическими и стеклянными трубками и прочим хламом. В куче мочалок для мытья посуды копошилась крыса. Рядом стояла подставка для телевизора без телевизора, а на пустой книжной полке красовался новомодный шар со статическим электричеством. Комнату пересекла очень худая голая женщина со сдувшейся грудью – словно в трансе прошла на кухню, не обратив на себя ничьего внимания. Где-то играл сборник лучших песен Тома Джонса.

Шэрон отдала деньги человеку в халате, и тот принес из другой комнаты мешочек с маленькими кубиками, похожими на ириски.

«…Вполне бывает, что тебя полюбят…»

– Давай сматываться, – сказал Коулмэн. – Тут все такие чудные!