Когда родители узнали про их взаимную любовь— сильно осерчали. Тяжелее всего Анфисе досталось. К ней сваты не переводились.
— А что она?
С материнским молоком впитала девушка поморскую упрямку: — На корню засохну! Старой девой помру! Но замуж только за Марка пойду!
А потом пришла большая беда: война. Перед долгой разлукой успели повидаться Марк и Анфиса. И даже обменялись подарками.
— Кольцами?
— Оставил Марк любимой собственные… валенки. А та в ответ подарила рукавицы, которые хвалёнкой связала. В приданое.
— А кто это — «хвалёнка»?
— Так девочек-подростков называли. Их в семьях частенько хвалили.
— Для чего?
— Для девичьего достоинства.
— А что потом?
— Анфисины рукавицы оказались Марку по руке. Да и узор был с талисманом — поморской звездой. Пригодился подарок. Зима 1941 года лютой выдалась. А Марковы валенки Анфисе жизнь спасли. А было так. Отправили её в тайгу — на лесозаготовки. А в бараке, где одежду сушили, пожар случился. Там и сгорели собственные Анфисины катанки. Вот когда добрую службу сослужил Марков подарок! Она в них сено набивала, чтобы с ног не падали.
Всю войну Анфиса слёзно молила Бога: «Спаси, сохрани Марка!»
— И они встретились?
— А как же? Во время сенокоса. На той самой пожне, что Анфискиной ныне зовётся.
— А дальше что?
— Молодые тайком в сельсовете расписались. А потом уж домашних в известность поставили.
— Скандал случился?
— Материнский гнев, что весенний снег: и много его выпадает, да скоро растает. Анфисины родители благословили дочь с иконой, а Марковы старинную Библию приподнесли.
— А свадьба? Белая фата…
— Наивная ты! — усмехнулась Светлана-Соломия. — Для невесты ситцевое платье с натугой справили, а ты: «фата, кольца». Им эти самые кольца внуки на золотую свадьбу подарили.
Как бы то ни было, но жили Марк и Анфиса долго и счастливо. Деток шестерых народили. Избу поставили. Уважение народа заимели. Дедушка Марк два года как помер.
— А я вчера Анфису Павловну видел, — сообщил Васёк. — Опять на встречу к своему Марику шла.
— Кстати, про «вчера»! — на смену интонации сказительницы пришёл тон «большухи». — Ты выполнил свою норму?
— Голова болела… — С видом камикадзе пацан направляется к этажерке, где хранится его личная Библия.
— Прикольная история, — замечает Аля. — А сейчас такая любовь бывает?
— Смотря у кого, — уклончиво отвечает Светлана — Соломия, взявшаяся зачистку картошки.
— Свет, я вот хочу спросить…А может, эта девочка…моя тёзка… жертва преступления? Вот её и похоронили не там, где полагается.
— При таких делах её бы просто закопали. И с концами, — слышится из-за занавески.
Аля подходит к окну и рисует кружочки на запотевшем стекле.
— Это что у тебя за художества? — спрашивает Васёк, оторвавшись от чтения Псалтири.
— Не отвлекайся! — доносится из-за занавески грозный голос.
Алька продолжает чертить по влажному стеклу.
Но как Эрик смотрел на неё…Разве так глядят, когда…ну совсем ничего? И это его обращение к ней-Аленький цветочек. На стёб не похоже.
— Раз кружочек. Два кружочек. Три… — ведёт она счёт.
Как Светка назвала его? Безумный коллекционер. Любопытно, где они хранят свою знаменитую библиотеку? — Но на этот вопрос сил уже не хватало. Она отправилась к себе и только прильнула щекой к подушке, как в слуховые проходы снова проникли странные звуки:
— Шу-ша-ши-и-и-и! У-у-у-у!
Что за трындец такой! Спросить у хозяев? — И услышишь: «Это твоё больное воображение…» Ну уж тутушки-нетушки! Выраженьице из местного сельпо. Продавщица Катря сегодня выдала. Но сосредоточиться на особенностях местного наречия Але не удаётся. Сон — это подобие смерти — заключает девушку в свои объятия. И нет сил увернуться…
ДЕВОЧКА-БЕДА
Всё-таки опасное дело он задумал. Соломка узнает — несдобровать. А с другой стороны: кто в доме хозяин? — Он, Василий Беспоповцев. Ему должно быть известно всё, что происходит в этих стенах. Особенно если брать во внимание, что их постоялица — ку-ку. Чего один её шлем стоит! А тут ещё могилка в лесу! Да у них девчонок с именем «Аля» отродясь не бывало! И по деревне толкуют: «московка» умом перекинулась.