Не буди девочку! До утра…

Участковый Колдомасов предпринял попытку установить: кто воткнул иголку в вену. Анка утверждала, что это сделал сам Васёк. А иголка, как крошечная ракета, стартовала внутрь и, направляемая толчками крови, начала движение по телу.

Срочно вызвали из Москвы Михея Беспоповцева.

– Папа, я умру? – первое, что спросил мальчик у примчавшегося в больницу родителя.

У того лицевые мускулы свело судорогой от попытки сдержать плач, и это неконтролируемое движение мышц сказало больше, чем любые слова.

– Ты будешь жить,– Михей Михеевич справился с лицом,-мы не умираем навсегда. Мы живём вечно .

– Где? В «Другом Месте»?

Но «Другое Место» было уготовано не сыну. Иголка, гулявшая по кровеносному руслу мальчика, непостижимым образом погубила организм его матери. Она сгорела за считанные месяцы. От острого лейкоза.

С тех пор за Анкой прочно закрепилось детсадовское прозвище –« девочка-беда».

ЭКСТРИМ ПО-ТАРАКАНОВСКИ

– А можно осмотреть дом?– Эрик перешёл к цели своего визита на мызу.*

В «копилку» Э.Э.: мыза- дом на отшибе, хутор, удалённая дача.

– Зачем тебе?– зыркнул на посетителя Вован.

– Собираю местный исторический материал.

– Собиратель, значит…-Левый глаз Вована располагается чуть ниже правого, а сползшее веко придаёт бывшему монастырскому труднику заспанный вид. Он опрокидывает очередной стакашек и суёт в ротовую щель перо зелёного лука.

– Пошли!– рубит он по воздуху.

Они двинулись в переднюю, затем заднюю части дома, уставленные мебелью первой половины двадцатого века. Особенно Эрику приглянулась железная кровать с никелированными шариками на спинках и горой подушек. Над ней репродукция «Лунной ночи» Василия Перова. Сидящая ночью у пруда девушка вызвала щемящее чувство узнавания.

Показал Вован и узкий, тёмный промежуток между стенами:

– Тихарились от чужих.

Эрик кивнул, а про себя подумал: бывшие обитатели не просто староверы, а так называемые скрытники, не имевшие даже паспортов.

У лесенки, ведущей вверх, Вован притормозил:

– Эх, жить весело, да бить некого! Выпьем по маленькой?

– Сначала чердак осмотрим!

И мужики полезли наверх.

Помещение увешано пучками трав. У противоположной стены- сено, на нём перина. Тут же замызганные обложки какого-то чтива. В дальнем углу колышется паутина с коричневыми остовами насекомых. Со стропил свисают связки чего-то, не поддающегося определению. Гость делает несколько шагов.

«Верёвки. Они закреплены на…»

– Что это?

– Подойди да посмотри!– нехорошо ощерился Вован.

Прорвавшийся солнечный зайчик упал на предмет-осветилась одна из граней.

В воздухе висел гроб.

Видимо, зрелище Вовану не в новинку. Он сохраняет бесстрастный вид, лишь слегка косит мутно- слюдянистым глазом в сторону гостя. Но тот не из пугливых.

– Готовить гроб заранее –древнеславянская традиция, – произносит Эрик тоном лектора.-У староверов его не обивали тканью. В противном случае покойнику, согласно поверью, пришлось бы простоять под дождём сорок дней, пока не смоется красный цвет обивки. Можно глянуть?

Хозяин идёт в сторону «экспоната». Гость –следом. Общими усилиями они спускают гроб со стропил.

– Дно устилали свеже-наструганной стружкой, а затем накрывали светлой домотканой тканью,-сообщает Эрик со знанием дела. –А вот староверов-отшельников без гроба хоронили.

– Как это?

– Ночью в лесу, в тайном месте закапывали. А сверху камни. Даже крест не ставили.

Между тем Вована охватывает пьяный кураж. Мужик решает примерить домовину и, сбросив тапки, ложится в гроб.

– Господи, упокой душу раба Твоего Владимира!– Эдик подражает басу отца Авеля. «Раб Владимир» опускает веки и складывает руки на груди.

Но скоро игра прискучила. «Покойник» поднялся. Как панночка из гоголевского «Вия».

– А ты, Вован, боишься смерти?

– Я после ШИЗО ничего не боюсь!

– «Шизо» – это болезнь?

– ШИЗО – это штрафной изолятор на зоне! Салага!

Теперь твой черёд примерку делать!-объявляет мертвец, вылезая из домовины.-Что, слабо тебе?

– Не слабо!-В крови молодого человека вовсю шурует выпитая водка.-Только… давай усложним испытание. Закроем гроб… Чтоб в реале!

И мужики стали искать крышку.

Обнаружилась она в подёрнутом паутиной углу. Рядом пристроился столярный ящик с молотком и заржавевшими гвоздями.

Эрику было шесть, когда умерла папина мама. Из всего ритуала прощания в памяти остался стук забиваемых в гроб гвоздей. Именно в те минуты пришло осознание: бабушка уже не встанет на ноги, не дотронется до его макушки и не скажет: «Ребёнок ести хочет!»

– Чего? Поплохело? –голос слышится, будто сквозь ватный компресс, который маленькому Эрику накладывали на воспалившиеся уши.

– Всё-окей…

– Начнём тогда!

– Погоди! На какое время заключим договор?

Вован замер, переваривая вопрос.

– Давай на минуту,-предложил Эрик.

– Не-е-е! Это не для мужиков. Три минуты! Вот это крутяк! – И Вован лезет в гроб. На этот раз с большей сноровкой.

Эрик с натугой поднимает крышку. Один конец он укладывает в ноги «покойнику» и пытается двигать к изголовью, закрывая как пенал. Ничего не выходит.