Не бойся, я с тобой

— Она думает, что выберет за оставшийся срок.

— Вот видишь! — вмешалась Кара, держа в одной руке булку, а в другой нож. — У нее сразу два жениха!

— Дорогая, сделай мне бутерброд! — с нажимом произнес Чорт.

Нет, это становится невыносимо.

— Все хватит! Я ухожу из дома!

По улицам бродила бездомной нищенкой осень и бормотала себе под нос унылую присказку. Дождь лил, не переставая ни днем, ни ночью, будто решил вымыть все краски. Улицы, деревья, небо стали темным и скучным. Но отвратительная погода не распугала горожан — тут и там, в подворотнях, собирались тесные кружки, и в них что-то горячо обсуждали. Меня они провожали удивленно-встревоженным взглядами.

Презанятный будет день!

И внутренний голос шепнул, что нужно отправиться на городскую площадь. Все крупные события происходили именно там, потому что она вмещала в себя половину городского населения, а другая — обычно устраивалась на крышах и балконах ближайших домов. Волшебники отличаются нездоровым честолюбием. Никто и никогда не творит даже самых ничтожных заклинаний без свидетелей, а чем больше свидетелей, тем больше почестей волшебнику. Поэтому в хрониках рядом оказываются такие события:

'Гоб Маломощный попытался решить Тринадцатое заклинание и уничтожить мир. Свидетелей 32 человека.

Неумен Труднопонимай решил заклинание второго уровня и превратил в День Нового Пути вино из городских фонтанов в уксус, за что побит камнями. Свидетелей 18 457 человек'.

Недалеко от площади меня окликнули.

— Марена!

Это была Победа. Сегодня и она выглядела необычно, чего не скажешь о ее товарищах. Лев постоянно озирался вокруг, точно высматривая ближайшие кусты, а Герой делал такое лицо, будто он не понимает, что творится в мире, но, как только разберется, тотчас все наладит. С этими двумя я бы и разговаривать не стала, а вот Победа всегда находила как развлечь.

— Что происходит? — вопросила она немного нервно.

— Дорогая, что за вопрос? Я ни с кем не вижусь. Как ты тогда сказала: в кого превращается человек, если сидит дома, а не трудиться ради общественного блага?

— В трутня, — неохотно ответила Победа.

— Да, точно — в трутня. А что может знать трутень?

— Ну, чего ты, Мариша, — вмешался миролюбивый Лев. — Чего ты сразу задираешься?

— С утра день не задался. Сначала Чортова женушка, теперь вот вы, — честно призналась я.

— А! Так ты с Чортом разговаривала! — и лицо Победы изобразило отвратительное удовольствие.

— Я с ним каждый день разговариваю, — пожала я плечами, чувствуя, как трещит подо мной истончившийся лед превосходства. Победу, конечно, мои слова не обманули. Она не скрывала торжества. И я подумала, что пора возвращаться на твердую почву дня сегодняшнего.

— Что в Ратуше говорят?

— Ничего. Велели по домам расходиться и ждать, — ответила она, и улыбка погасла.

— Это мудрый совет.

— В городе не осталось никого из Благородных Домов... — нервно оглядываясь и понизив голос, сообщил Лев.

— Вот как? — язвительно спросила я, смерив его взглядом. Он смутился, опустил вихрастую рыжую голову и поправился:

— Почти никого.

Я вспомнила, как торопливо собиралась вчера вечером мамочка. Слуги до сих пор не навели в доме привычного порядка.

— Это ли причина для беспокойства? Помню, однажды вы сами рассуждали, как замечательно бы жилось без Благородных Домов...

— Да, но... — начала Победа и оборвала сама себя.

Мы немного помолчали. В долгом молчании смысла я не видела. Все равно вот-вот узнают.

— Болиголовы опять захватили власть!

— Что?! Как это?!

— Если вы помните историю, то это иногда бывает с ними. Благородные Дома покинули город, чтобы в сумятице никого не поубивали.

— Но что же теперь будет? — воскликнула Победа.

Я поморщилась.

— Ничего. Недельку-вторую кто-нибудь из Болиголовов побудет узурпатором, запутает дела и, спрятав в своих неприступных горных замках общественные ценности, позовет Благородные Дома обратно.

— Но это незаконно! Это переворот! Государственная измена! — вскричал Герой, и глаза его загорелись: им овладела жажда опасных приключений.

Я пожала плечами. Ах, зачем принимать это к сердцу!

На улице послышался лязг железа непривычный для нашего городка. Со стороны площади, забавно переставляя железные ноги, к нам двигались латники в полном доспехе с поднятыми вверх мечами. Их вел, шагая вразвалочку и засунув руки за пояс, один из Болиголовов.

Зрелище, воистину, устрашающее.

— Марена Чорен! — крикнул он издалека. — У меня есть приказ арестовать тебя и препроводить в тюрьму.

Казалось, он ожидает, что я пущусь наутек, а его латники погонятся за мной, и он от души развлечется. Я пригляделась к Болиголову. Быть может, мстит за то, что я отказалась выйти за него? Но нет, с этим представителем Благородного Дома я не знакома.

— Вот как?! — спросила я, не трогаясь с места. — За что же такая честь?

— У меня приказ арестовать каждого из Благородных Домов.

— У тебя будет немного работы, — заметила я. — А что, твой караул — заколдованные латы?

Болиголов подкрутил лихой ус.

— Ага.

— Какая прелесть! Вы, наверное, давно готовились. Надо же выдумать такое, выковать доспехи, а наложить заклятье — задача высшего уровня сложности...