Не бойся быть моей

– Открой третий ящик, в самой глубине будет лежать маленький коричневый ежедневник, под ним панель, нажмёшь и откроется второе дно, там электронный ключ от сейфа. Сейф, я думаю, ты знаешь где. Возьмёшь сколько тебе надо, и уйдёшь. А хочешь я тебе переведу нужную сумму со своего счёта, у меня тоже есть деньги, я не бедный человек. Давай. Сколько тебе надо? Во сколько ты себя оцениваешь? Хватит уже играть. Ты себя довела. Посмотри, до какого состояния ты себя довела!

– Заткнись! – Вика осознала, что с каждым брошенным Шереметевым словом дрожит всё сильнее.

Кто он такой, чтобы осуждать её? Приехал в чужой дом, ворошит осиное гнездо, сам не знает, куда лезет! Посмотрел и сделал свои выводы, ага, умник нашёлся!

– Ты как со мной разговариваешь? – Шереметев не кричал, он не повышал голоса, как Роман, но эта сталь в его словах резала не хуже острого ножа. – Давай, покажи мне, как сильно ты хочешь денег. Достаточно, чтобы выйти замуж за моего двоюродного брата, быть молчаливой куклой для Ерохина, гробить своё здоровье и блевать каждый раз, как поешь, и всё ради денег. Ну, признайся.

– Нет, – на этот раз она была более лаконична.

Комната была переполнена напряжением. Возможно, Вике надо было и дальше молчать, но она всё-таки посмотрела в глаза Антону и очень медленно и тихо произнесла:

– Признаваться не в чем. Мне это не нужно.

Антон смотрел на Вику и видел только её чёрные длинные ресницы и влекущие, подчёркнутые яркой красной помадой, губы. Может, она не врала? Может, не в деньгах дело? Тогда в чём? В славе? Карьере? Возможностях?

Странная Вика: то горит от злости и негодует, то сжимается в комочек, словно от боли и страха.

Он смотрел, как она кусает свои губы, и принял решение. Очень плохое… неверное решение: подойти к ней и поцеловать этот манящий рот.

Одну руку он положил ей на талию, второй сжал и приподнял подбородок, пока их губы не встретились. Так странно, так непривычно. Вика была новой, неизведанной территорией. А ещё упрямой, потому что никак не хотела впускать его настойчивый язык. Антон решил эту проблему по-своему: прикусил её нижнюю губу и вызвал тем самым стон. Его руки сжали её худенькую спину, стискивая и притягивая ближе, вызывая новый стон и долгожданный ответ. Вика сдалась, поцелуй перерастал во что-то отчаянное и запретное.

Внезапно она оторвалась от него, чтобы сделать вдох и прошептать дрожащим голосом:

– Ерохин… может вернуться… Ерохин…

Антону сейчас было плевать на Ерохина. Он дёрнул Вику на себя, сжимая ладонью бедро, а другую руку опуская на грудь. Вот сюрприз, нижнего белья не было. Ладонь обвела чувствительный сосок поверх ткани, и он тут же затвердел, а потом сжала упругое полушарие, принявшись массировать и мять его, что вызвало новую череду стонов у Вики.

Стук в дверь был отрезвляющим.

Виктория оттолкнула Шереметева, отскакивая подальше и врезаясь бедром в стол.

– Пап, ты занят? Я знаю, ты просишь не беспокоить тебя в кабинете, но мне срочно надо кое-что тебе показать.

Дверь открылась следом за словами. Лёва с какими-то брошюрами в руках застыл на пороге, держась за ручку двери.

Вика чувствовала, что её лицо пошло пятнами, но мальчик, кажется, ничего не заметил, слишком увлечённый своими делами, по поводу которых и пришёл к отцу.

– Ой, простите, я думал папа здесь.

– Лёвушка, Роман Сергеевич вышел куда-то, может, даже уехал, – на одном дыхании выдала Вика.

– А… ну ладно, – немного разочарованно протянул ребёнок. – Ужина тогда дождусь. Пока.

Дверь снова закрылась, отрубая их от внешнего мира. Обмен взглядами затянулся.

– Вытри, – прошипела Вика, приходя в себя.

– Что? – ничего не понял Антон.

– Помаду вытри. У тебя на лице помада. – Она отошла к зеркалу на дверце мини-бара. – И уходи, Ерохин вернётся в любую секунду.

Вика решила, что не станет никак комментировать произошедшее. Игнорирование – прекрасный защитный механизм, им-то она и воспользуется.

– Разговор не окончен, – бросил Шереметев вместо прощания.

Когда дверь за Шереметевым закрылась, Вика очень медленно вернулась к креслу для посетителей и присела на самый краешек, пытаясь понять, что на хрен только что произошло?

Углубиться в размышления она не успела, так как в кабинет снова вошли, на этот раз вернулся Ерохин. Виктория надеялась, что на лице у неё не написано, чем она занималась с Антоном минуту назад, хотя грудь всё ещё горела от его прикосновений и соски, превратившиеся в острые горошины, виднелись сквозь ткань. Она умела притворяться и очень сейчас надеялась на своё выработанное годами мастерство.

Роман Сергеевич тяжело опустился за стол и посмотрел на неё долгим взглядом. Кажется, экзекуция, если и не отменилась, то откладывалась. Вика тут же подумала о Лёве, который зашёл в кабинет отца практически без предупреждения. Что было бы с мальчиком, если бы он увидел её на коленях перед Ерохиным, в случае, если бы всё пошло по обычному расписанию.

– Ну, – заговорил первым Роман, – надеюсь, у тебя есть логичные объяснения своего отсутствия?

– Мне было плохо.

– Ей было плохо.

Ерохин рассмеялся, а она по-прежнему боролась со сбившимся после поцелуев дыханием.