Уже было далеко за полночь. И Данила Иванович молча упрекнул себя в том, что его подчиненная перебрала алкоголя не без его помощи.
Вообще это посещение им ресторана со своей подчиненной было случайным. Они поехали в аэропорт, чтобы проводить иностранных партнеров. Данила Иванович жил в центре Новосибирска, где размещалась его фирма, а Лина — в Академгородке. Это была пятница. В аэропорту они пробыли дольше, чем планировали, из-за задержки вылета гостей. Вернувшись в центр города, Данила Иванович почувствовал, что проголодался, и предложил Лине поужинать с ним в одном из здешних ресторанов. Он жил недалеко и потому отправил персонального водителя домой, решив, что после непродолжительного ужина пройдется домой пешком, тем более что погода в этот осенний день была необычно теплой для этого времени года в Сибири.
— Галина Петровна, — сказал Данил Иванович, прилагая усилия к тому, чтобы Лина не упала. — Я думаю, что вам не стоит возвращаться в Академгородок сейчас. Я возьму такси, и поедемте ко мне. У меня просторная квартира с отдельной гостевой комнатой. Я живу один, и места у меня предостаточно. А утром вы поедете в Городок на такси, как и планировали. Благо завтра выходной.
Лина все соображала, но алкогольный дурман сковал волю, и она покорно подчинилась. Данила Иванович набросил ей на плечи ее легкое демисезонное пальто, взял под руку и осторожно вывел из ресторана, опасаясь, что она может упасть, поскольку ноги ей слабо подчинялись. Когда они вышли на улицу и поймали такси, он помог ей расположиться на заднем сиденье, а сам сел рядом с водителем.
— Вот здесь, — сказал Данила Иванович таксисту, и как только они остановились у подъезда, быстро рассчитался, вышел из машины и, как некстати уснувшего младенца, осторожно вытащил задремавшую спутницу.
Через пару минут Лина уже сидела на небольшом мягком диванчике в гостиной дома у начальника, а он хлопотал в ванной комнате. Казалось, что алкоголь только лишь сейчас вовсю заиграл в ее крови, и Лина не понимала, что происходит вокруг. Она сделала неосторожное движение, и со спинки ее голова свалилась на подлокотник диванчика. А поскольку он был узок и короток, она чуть не упала на пол. Данила Иванович быстро подхватил ее и, прижав к своей груди, осторожно понес в гостевую комнату, где он заранее расстелил постель.
Когда она оказалась на кровати в затемненной комнате, ее брючный костюм показался ночной пижамой, надетой на голое тело. Лина сжалась в клубок, застонала и вдруг разразилась громкой истерикой. Было очевидно, что рассказанное и недосказанное о случившейся с ней трагедии вытащило откуда-то из подкорки и воспроизвело в сознании все ее страдания, вновь поставив вопросы, на которые она так и не знала ответов, и вычертив во всей остроте ее потери и одиночество. Она рыдала, восклицая: "За что, за что?"
Данила Иванович присел на постель, слегка похлопав ее по плечу, чтобы она опомнилась. Но она ни на что не обращала внимания и, укрытая темнотой комнаты, разрыдалась еще сильнее.
Тогда он прилег рядом и, начав с нежного поглаживания ее головы, незаметно для себя перешел к поцелуям шеи, плеч, лица. Она вначале покорно принимала его ласки, а затем сама все сильнее стала прижиматься к нему и отвечать на его ласки. Уже лежа на спине, она ощутила головокружение, и ей показалось, что она куда-то летит, а с ее телом происходит что-то уже забытое, похожее на то, что она знала, будучи 30 лет замужем, но совсем иное, от чего она непроизвольно издавала стоны и даже выкрики…
Данила Иванович вышел из комнаты, когда убедился, что она крепко спит.
Х Х Х
НОННА во всей немеркнущей своей красоте и изяществе, облаченная в белоснежную короткую, в складочку юбочку и облегающую белую футболку, вместе с подругой — напарницей по теннису, покидала тенистый корт, расположенный во дворе ее дома. Она энергично вытерла махровой салфеткой пот с лица и, договорившись о следующей встрече, проводила подругу к машине, на которой та тут же умчалась. Перед тем как принять душ, Нонна набрала номер дочери.
— Ну что, Асюня, я тебя жду? — сказала она весело и возбужденно.
— Да-да, мамочка, уже выезжаю, — таким же тоном ответила дочь.
— Ты бы хотела, чтобы мы поехали куда-нибудь на ланч?
— Нет-нет, мамуля, не надо, — сказала Ася, — я хочу, чтобы мы просто посидели одни дома…
Нонне было приятно слышать от дочери эти слова, свидетельствующие о том, что у нее есть потребность просто быть рядом и общаться с матерью без особой на то причины. Как долог и драматичен был путь к этой близости. Она поздно обнаружила, что многое упустила в ее воспитании. Нонна прежде всего упрекала в этом себя, без снисхождения к себе признавая, что это было результатом ее прежних замужеств, любовных похождений, которые заставляли ее часто подбрасывать дочку родственникам, друзьям, сиделкам.