Мэр довольно долго просидел в одиночестве, будучи в комнате идеально подходившей для допроса подследственного. Он переживал массу различных эмоций, но когда ожидание перевалило за второй час, он сделал два важных открытия. Во-первых, он был одет, накормлен, вымыт, и что самое главное, у него ничего не болело. Мэр успел забыть, как это бывает. По началу, когда эта мысль стала для него осознанным фактом, он удивился и вторично осмотрел себя и комнату. Он был хорошо перебинтован, даже профессионально. Хорошая перевязка - это как хорошие ботинки, все перебинтовано накрепко и при этом нигде ни жмет. Глядя на себя в зеркало, он мог поверить, что даже в такой ситуации может и не болеть, или ему хотелось верить, так как тело было довольно сильно изуродовано, и большая его часть все еще плохо слушалась. Он был похож на жертву теракта или большой аварии. В любом случае то, что он видел и чувствовал, тогда когда лежал в подвале мучений, сменилось сплошным позитивом. Он был рад тому, что сейчас все намного лучше чем-то когда-то. Пожалуй, у мэра появилась надежда...
Второе важное открытие, которое он сделал.- Это то, что на его стуле чудовищно неудобно сидеть. Для него, привыкшего боли, сидение на угловатой поверхности по самой середине кресла, было чем-то незначительным. После радости, разочарования, самобичевания и самооплакивания, сменившихся надеждой для него - это было, пожалуй, не проблемой. Но это только сперва, со временем сидеть становилось все неудобней. Это было похоже на зуд. Он постоянно пытался сменить позу, в которой сидел. Со стороны это выглдело, как беспокойный психически больной, которой ни вкололи успокоительное, сидит перед выключенным телевизором.
----------------
Алекс очнулся, немного причмокивая. Он хорошо выспался, и ему снилась маленькая дочка. Чувствовал он себя на удивление хорошо. Немного растерянно, но довольно быстро приходя в себя, и оценивая ситуацию.
Оглядев себя, Лексей обнаружил на себе вполне приличную одежду. Для проверки качества и реальности одежды он погладил себя. Руки плохо слушались. Алекс не сомневался в надежности своего зрения, но человек инстинктивно старается подтвердить одно чувство другим, так надежней. Приняв одежду, как данность Алекс стал осматриваться вокруг. Комната была чистая, приятная, но чересчур официальная. Все белое, с металлическим столом посредине. Справа от него было зеркало. Он увидел себя. Давно уже он себя ни видел. Встретившись взглядом со своим отражением, он задержал мысли на некоторое время, а потом сказал одними губами.
-Хреново же ты выглядишь мужик.- Хотя выглядел он довольно опрятно.
----------------
Когда отсиживание на неудобном стуле, уже перевалило за два часа, в комнату вошел, уже привычный человек в черном балахоне. Он принес с собой стул, поставил его напротив Мэра и бережно на него присел. При таком ярком освещении Мэр еще не выпадала возможность его увидить. В начале минут десять он молчал, поэтому у мэра была возможность оценить его.
На нем был черный балахон, будь он коричневым, он был бы похож на лютеранского монаха. Мэр плохо запоминал имена, поэтому чтобы запомнить человека он всем мысленно придумывал клички, по каким-то броским личным вещам или чертам характера. Своего нового знакомого, он мысленно окрестил “Черная инквизиця». Его балахон был на удивление чистый, кажется, что совсем новый. Цвет был на удивление черный, даже несколько завораживающий. И огромный, глубокий капюшон, который полностью скрывал во мраке то место, где должна быть голова. На руках были спортивные перчатки. Этот факт немало удивил мэра. Под ними было сложно, хоть что-то разглядеть, но руки его были скорее женственные, чем грубо мужские. Пояс был подвязан темной лентой, которая ни чем, ни оттеняла общей черной цветовой гаммы. Он сидел и молчал. Мэр остро ощутил жутчайший страх. Сейчас ему почему-то чувствовалось, настал тот момент, когда есть что терять. Он усиленно вглядывался в темноту вместо лица, это было бы неприличным в другой ситуации, и возможно он вел бы себя по-другому, но в сложившихся обстоятельствах он вообще не был уверен, что у его собеседника есть лицо.
Инквизиция ни издавала, ни звука. Мэр старался тоже молчать, дабы ни чем, ни разозлить темноту вместо лица. Минут через пятнадцать, такого молчания, Саша понял, что, не ерзая сидеть на такой поверхности просто невозможно. Он ужасно хотел заговорить, но боялся, что это окажется не к месту. Были в этой ситуации и положительные стороны. Зуд от неровной поверхности заполнил большую часть его мыслей. От этого негативных мыслей стало меньше, и соответственно он стал меньше испытывать страх за свое будущее.
----------------