Назначение: Израиль

Пег повернулась к двери ванной и посмотрела на него понимающим взглядом. Затем она закрыла за собой дверь. Через несколько мгновений он услышал, как она включила душ.

Идиот! Почему он сказал это? Ник покачал головой. Он должен был быть чертовски осторожен со своими словами сегодня вечером. Оболочка вашего веселья была тонка, как яичная скорлупа, и совсем немного понадобилось, чтобы ее разрушить.

Пег вышла из ванной голая, все еще вытираясь. Не сказав ни слова и даже не взглянув на него, она подошла прямо к низкому туалетному столику и начала гримироваться. Ник лежал на кровати, курил и с восхищением смотрел на всю ту красоту, которой он так часто обладал.

Он знал, что ей должно быть не меньше тридцати, но тело у нее все еще было как у молодой девушки. Как не по годам развитого подростка. Она была довольно высокой, около шести футов, с очень тонкой талией, которую он легко мог обхватить своими большими руками. Ее кожа, где не было загара, была молочно-белого цвета. Она сидела и шла с грациозной гибкостью. Ее поведение было гордым, совершенно уравновешенным и без сознательной провокации. Ник задумался, так ли это на самом деле. Были ли женщины, все без исключения, всегда немного требовательны по своей природе? Ее восхитительные груди торчали, как носовая фигура роскошной яхты. Ник, однажды сказал ей, что тысячу раз обожал каждую грудь. Пег начала одеваться. Нику нравилось смотреть на ее платье, хотя обычно оно не заводило его так сильно, как сейчас. Возможно, подумал он, почувствовав возбуждение в нижней части своего тела, возможно, потому, что сегодня была последняя ночь. Что бы это ни было, это не имело никакого эффекта.

Ему не нужно было ходить вокруг да около, наступила эпоха рутины.

Пег встала, чтобы расправить свой черный пояс с подвязками; затем она начала надевать свои длинные темные тонированные нейлоновые чулки. Ник наблюдал за ней с огромным удовольствием и дал волю своему вожделению. В конце концов, это была их последняя ночь.

Незадолго до того, как он начал двигаться, он задумался, знают ли женщины о стимулирующем сексуальное влечение эффекте темного нейлона на длинных белых ногах. Делали ли они это невинно и непреднамеренно, или это был их козырь?

С возрастающим желанием он наблюдал, как она высоко натягивает каждый чулок и туго застегивает его, вытягивая перед собой свои длинные стройные ноги. В конце концов, это стало для него слишком.

"Подвязка".

'Да любовь моя?'

'Иди сюда.'

Ему показалось, что он обнаружил притворную невинность в ее голубых глазах, когда она выполнила его просьбу. 'Почему?'

Ник закрыл глаза, почти раздраженный. -'Почему? Женщина спрашивает, почему!

Пег стояла у кровати и смотрела на него сверху вниз. «Невинная добродетель! Ненасытный зверь! Так скоро снова!

— Да, — сказал Ник Картер. "Опять так скоро." Он схватил ее мускулистой рукой и притянул к себе.

Пег какое-то время боролась. — Нет, сумасшедший! скоро. Ты меня совсем сбиваешь с толку. А обед... готов и...

'Сейчас!'.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и кончики ее грудей коснулись его губ. Она глубоко вздохнула и опустила руку. Но через несколько мгновений она всхлипнула и застонала: О, милый! милый... милый... милый...

Ник был так далеко, окутанный похотливым туманом, что сначала не мог определить звук, который мешал их близости. Как раз в тот момент, когда он был позади нее — звук подъезжающего к месту посадки фуникулера — взрыв потряс их обоих, и он не мог думать ни о чем другом.

Они долго лежали рядом, молчаливые и нежные. Пег первым пришла в себя. Похотливая скотина, теперь мне снова нужно накраситься! Все сначала. Так что я могла бы также принять ванну снова. Я всегда потею от занятий любовью.

Ник держал глаза закрытыми: «Но не я. Мне холодно, как белому медведю... по крайней мере, сейчас!

Он услышал, как закрылась дверь ванной. Какое-то время он пытался очнуться от оцепенения и печали угасшего огня любви. Было похоже, что он сделан из резины.

Наконец он встал и начал одеваться. На всякий случай он взял с собой смокинг и, пытаясь застегнуть запонки, уронил одну. Вещь закатилась под кровать и, как всегда, оказалась в центре под ней. Ему пришлось на некоторое время заползти под кровать. Это сразу бросилось ему в глаза. Прямоугольный черный ящичек, очень похожий на сумку для фотоаппарата, зажатый между пружинами кровати. Он расширил глаза. Как будто у него был сердечный приступ. Магнитофон! Магнитофон на батарейках, возможно, с автоматическим таймером, который включался в наиболее подходящее время. Как сейчас. От сумерек до полуночи, времени, когда человек обычно находился в своей комнате. Говоря. Но для кого? Почему? Как?