Нажмите кнопку

Бегущий солдат сталкивается со львом. Он не видит его в темноте. Его руки бешено колотят по косматой гриве. Он наносит удары прикладом винтовки.

Крик. Лицо полностью сорвано одним ударом когтистой лапы. Рев джунглей наполняет ночь.

Красноглазый слон неистово топает по грязи, хватает людей толстым хоботом, зашвыривает их в небо, топчет черными колоннами своих ног.

Волки выскакивают из темноты, прыгают, рвут глотки. Гориллы визжат и скачут по грязи, запрыгивают на упавших солдат.

Носорог – его грубая кожа белеет в свете живых факелов – нападает на горящий танк, кружится, ревет, обращаясь к темноте, уходит.

Клыки, когти, рвущие плоть зубы, вопли, топот, рев. С неба начинает литься поток из змей.

Тишина. Всеобъемлющее мрачное молчание. Ни ветерка, ни капли дождя, ни раската далекого грома. Битва окончена.

Серый утренний туман клубится над сгоревшими, растерзанными, захлебнувшимися, раздавленными, отравленными, раскинувшими в стороны руки и ноги мертвецами.

Неподвижные грузовики, замолкшие грузовики, струйки черного дыма все еще поднимаются от их разбитых остовов. Великая смерть зависла над полем. Очередная битва в очередной войне.

Победа – все мертвы.

Девушки томно потянулись. Они вытягивали руки и вращали круглыми плечиками. Розовые ротики широко раскрывались в милых зевках. Они поглядывали друг на друга и смущенно посмеивались. Некоторые залились краской. Несколько смотрели виновато.

Потом все вместе громко захохотали. Принялись снимать обертки с новых жвачек, доставать пудреницы из карманов, переговариваться интимным шепотом, точно девочки ночью в школьной спальне.

Приглушенные смешки разносились по теплой комнате.

– Разве мы не чудовищны? – спросила одна из них, припудривая дерзко вздернутый носик.

Потом все они спустились вниз и пошли завтракать.

Перевод Е. Королевой

Дом неземных достоинств

– От этого дворника у меня мурашки по спине, – сказала Рут, вернувшись днем домой.

Я оторвал взгляд от пишущей машинки, когда она положила пакеты на стол и посмотрела на меня. Я уничтожал второй черновик рассказа.

– От него у тебя мурашки, – повторил я.

– Да, именно, – сказала она. – От того, как он подкрадывается. Он просто какой-то Питер Лорре[2].

– Питер Лорре, – повторил я.

Я все еще обдумывал сюжет.

– Милый, – умоляющим тоном продолжала она, – я серьезно. Он мерзкий тип.

Я, моргая, вынырнул из сгустка творческого тумана.

– Детка, но что же бедняга может поделать со своим лицом? – спросил я. – Наследственность. Будь к нему снисходительней.

Она плюхнулась в кресло у стола и принялась выкладывать на стол всякую бакалею, ставя банки друг на друга.

– Послушай… – произнесла она.

Я нутром чую, когда она вот-вот заведется. Этот ее убийственно серьезный тон, которого она даже не сознает. И который, однако, появляется каждый раз, когда она готова поделиться со мной каким-нибудь из своих «откровений».

– Послушай… – повторила она. Драматический повтор.

– Да, дорогая, – отозвался я.

Я уперся локтем в крышку пишущей машинки и терпеливо смотрел на нее.

– У тебя такое лицо… – сказала она. – Вечно ты смотришь на меня как на какую-нибудь умственно отсталую или кого-то в том же роде.

Я улыбнулся. С трудом.

– Ты еще пожалеешь, – сказала она. – Однажды ночью этот тип прокрадется к нам с топором и отрубит нам головы.

– Он просто несчастный человек, который зарабатывает на жизнь как умеет, – сказал я. – Моет полы, поддерживает огонь под котлами…

– У нас отопление на мазуте, – сказала она.

– Но если бы у нас был котел, этот человек следил бы за ним, – сказал я. – Давай проявим сострадание. Он трудится, так же как и мы. Я сочиняю рассказы. Он моет полы. Кто знает, какой труд более ценен?

Она смотрела понуро.

– Ладно, – произнесла она, показывая жестом, что сдается. – Ладно, если ты не желаешь смотреть фактам в лицо.

– Каким фактам? – напирал я.

Я решил, что лучше позволить ей выговориться, пока ее идеи не прожгли ей в мозгу дыру.

Она прищурила глаза.

– Послушай меня, – сказала она. – Этот человек находится здесь не случайно. Он вовсе не дворник. Я не удивилась бы, если…

– Если бы этот многоквартирный дом оказался просто прикрытием для тайного игорного притона. Прибежища врагов общества. Подпольного абортария. Логова фальшивомонетчиков. Явки киллеров.

Она была уже в кухне, с грохотом рассовывала жестянки и коробки по шкафам.

– Ладно, – сказала она. – Ладно. – Этаким терпеливым тоном, означающим «если тебя убьют, то мне можешь не жаловаться». – Не говори потом, что я не предупреждала тебя. Раз уж я вышла замуж за непробиваемую стену, ничего не поделаешь.

Я подошел к ней и обхватил руками за талию. Поцеловал ее в шею.

– Прекрати, – сказала она. – Ты не собьешь меня с толку. Этот дворник, он…

Она развернулась.

– Ты, видимо, серьезно? – произнес я.

Лицо ее потемнело.

– Да, дорогой, именно, – сказала она. – Этот человек очень странно на меня смотрит.

– Как?

– Ну… – Она задумалась, подыскивая слово. – С… с… предвкушением.

Я хмыкнул:

– Не могу его за это винить.

– Да будь же серьезнее.