Я представила свой визит в обычную деревню — деревенские девки мигом бы сбежались, ревниво косились бы на местных парней, принялись бы глазеть на платье, обсуждать приезд городских «чаровников», кто посмелее — принялся бы расспрашивать… Волкулачки занимались работой — кто возился с шитьём и пряжей, кто нянчил маленьких, жмущихся к коленям, каких-то бесполых на вид ребятишек, кто сгребал сухую листву… я присела на узкую скамейку у входа в избу и наблюдала, не зная, уместно ли сидеть вот так, ничего не делая, или стоит предложить помощь.
От помощи они отказались.
Очень скоро я пришла к забавному выводу: все женщины волкулачьего племени как будто делились на две группы. Те, что составляли первую, ходили суетливо, торопливо переставляя не по-осеннему босые ноги, опускали глаза и словно бы старались занять поменьше места. Те же, что из второй, передвигались уверенно, неторопливо, с какой-то особой плавностью, смотрели в глаза собеседнику прямо и будто лучились изнутри внутренним собственным светом. Сперва я предположила, что, несмотря на декларируемое равенство, в племени есть простые и более знатные рода, но смешливая бойкая Лурда, с которой я случайно столкнулась на пути к колодцу, рассказала мне, как в действительности обстоит дело. Нашему языку волкулаки учились с детства, хотя писать и читать на нём не умели, но говорили прекрасно, разбираясь не только в грамматике, но и понимании уклада и традиций. От неё же я узнала, что избы-терема — для работ и гостей, а живут волкулаки в подземных логовах.
Может, пошутила она так, посмеялась над витающими в воздухе сказками?
— Наши женщины делятся на четыре группы, — охотно болтала Лурда, без особых усилий перехватив жестяное ведро, полное до краёв воды. — Шитра — невинные девочки и девушки, не знавшие мужчину в силу возраста или каких-то иных причин. Вогэл — младшие любовницы, что-то вроде ваших распутных женщин, у нас их почти что нет. Вогэл становятся обычно женщины из других племен или даже люди, как ты. Стать Вогэл постыдно, но иногда такое случается. Например, когда мужчина не хочет желающую его женщину, но уступает ей из жалости. Вогэл не доверяют детей, и её место за столом будет последним, и её не похоронят с песней на холме.
Я почему-то поёжилась.
— Есть ещё Чэвэнь, — продолжала Лурда. — Высшая любовница, как бы вы сказали. Любимая женщина, которая не может родить ребёнка. Из-за болезни или потому, что у её избранника уже есть Гаирэ, жена. Но жена — это по-вашему, для нас скорее это слово означает мать или ту, кто станет матерью, кого одобрили боги. Родив ребёнка, Гаирэ получает уважение и почёт, защиту и первое место за столом.
— А ты кто?
Лурда гордо погладила себя по животу.
— Я — Гаирэ. Жена среднего княжеского сына, Сальда, и во мне уже зародилась жизнь.
— Сальда — брата Варга? — бездумно переспросила я и тут же почувствовала себя глупее донельзя.
— Да. У него два брата.
— Как-то это всё… — я не хотела критиковать чужой уклад, но услышанное не укладывалось в голове. — Так непривычно. Жизнь ваших женщин вертится вокруг мужчин.
Лурда пожала плечами.
— Мы живём так, как нам повелели наши боги. Как заведено.
— То есть сначала ты была чэвэнь Сальда, а потом…
— Нет, — Лурда тряхнула чёрной гривой волос. — Я не была чэвэнь. Сальд меня не выбирал, наш союз определили родители. Он ещё может встретить ту, которую назовёт чэвэнь, но это уже ничего не изменит. Я стану матерью его детей. Это будет хорошая и правильная жизнь.
Я помолчала. Такая жизнь мне категорически не нравилась, но опять же — какое мне дело?
— А человек… женщина из людей может стать гаирэ?
Лурда округлила глаза.
— Конечно, нет. Никто не согласится на подобное. Вы, уж прости, слабые телом. Где вам вынашивать детей? Боги не одобрят. Тебе понравился Варг?
Переход был столь резким, а предположение столь нелепым, что я даже поперхнулась.
— С чего ты взяла?
— От тебя им пахнет! — широко улыбнулась белоснежными зубами Лурда. И тут же сморщилась.
— Не стоило тебе приходить сюда. Лучше уходи. Варг ещё молодой и глупый, не всегда слушает отца. Может не сдержаться, а твой отец — клэдэ, я слышала… Будут проблемы.
— Не будут, — самонадеянно сказала я. — У нас женщина тоже имеет право выбора. И её слово, её мнение тоже кое-что значит.
Лурда вылила воду в большой котёл над костром, разведённом прямо на свежем воздухе, подхватила пустые вёдра и вновь двинулась к колодцу — беременность явно не тяготила её, во всяком случае, не мешала таскать тяжести.
— Но сейчас ты здесь.
Мы поболтали ещё немного, и я даже получила подарок — тонкую льняную тунику, в которой ходили местные женщины. Одеяние оказалось с секретом — хитрые завязки на груди позволяли скинуть его, не стягивая через голову. После фривольных разговоров о мужчинах с Лурдой картины представлялись самые непристойные, но всё оказалось проще.
— Когда мы принимаем волчье обличие, другая одежда рвётся, — снисходительно пояснила Лурда.