Елена Сергеевна плещет улыбкой, смотрит на меня внимательно.
– Да, повезло вашим родителям с таким самостоятельным сыном, – наконец выговаривает она.
Самостоятельным поневоле. Отрекшимся от них, даже не сказав им об этом. Ради их блага. Ради блага всех, кто находился рядом.
Напомню: мое пребывание в этом кабинете, в этом городе, чревато катастрофой. Сбитая грузовиком девушка очередной пример.
– Еще один плюс в сторону моей кандидатуры.
Она вновь ползает взглядом по моему резюме, затем выдает очередной вопрос:
– Евгений, как долго вы собираетесь находиться на этой должности?
– До окончания учебы, то есть, года четыре точно.
Накатывает легкая паника. Когда я продумывал свою легенду, я не узнал, сколько лет занимает получение высшего образования в университете имени Ломоносова. Такая мелочь.
Елена Сергеевна чуть мнется, насколько это вообще возможно для человека, к которому приходят убитые горем матери и старушки, заранее готовящие себе место в ее вотчине.
– Евгений, буду с вами честна. Я рассматриваю вас на эту должность только потому что… Как бы сказать помягче…
Решаю помочь ей:
– Все предыдущие сторожа Жаровихинского кладбища стали его вечными обитателями.
Бабушки и запитые алкоголики, нашедшие себе приют в кладбищенской сторожке. Люди, которым было некуда податься. Брошенные, либо же никому не нужные. Древние, как мать земля бабульки, грубые мужики, вышвырнутые волею судьбы на обочину жизни. Так она хотела сказать.
– Да! Поэтому я спросила вас, зачем вам эта работа.
Она имеет ввиду: «Я все равно не доверяю тебе». Я ее понимаю.
– Ответ я уже дал.
Пусть она считает меня избалованным жизнь пацаном, который хочет доказать что-то себе и всему миру. Пусть лучше так, чем решит, что я, например, почитаю культ смерти и собираюсь устраивать на кладбище всякие непотребства. Санта Муэрте? Не знаю такую.
Затем она предупреждает, что задаст мне ряд нестандартных для собеседования вопросов. Но если учесть, на какую должность я претендую, вопросы не должны колоть подозрением.
– Евгений, вы употребляете наркотики?
Почти не колют.
– Нет. Не употребляю.
Хотя бы потому что у меня нет денег на них. У меня на еду-то нет денег. В лесу, где стоит моя палатка, я жарю собранные грибы на украденной сковородке.
– У вас были беспорядочные половые связи?
– Беспорядочных не было, к сожалению.
Давлю улыбку.
К двадцати одному году с девушками у меня было всего два раза. До армии. До того момента, когда я понял, что нужно держаться от людей как можно дальше.
– Вы пьете?
– Нет. У меня врожденная непереносимость алкоголя.
Это правда. ВНА не смертельно, но приятного мало, так что от алкоголя я отказался в семнадцать лет.
– Вы верите в Бога? – продолжает бомбардировку вопросами Елена. – Я спрашиваю потому что это важно. Большинство людей, приходящих на кладбище, верующие.
– Я понимаю. А те, к кому они приходят, похоронены под крестом.
Я не особо религиозен. С висящим надо мной проклятием хочется и надеяться на Бога, и проклинать его.
Впрочем, если он и существует, проклинать его глупо.
– Да, верю.
Елена щелкает что-то в своем рабочем ноутбуке: возможно, смотрит новых кандидатов на эту должность. Хочет найти моральный повод отказать мне?
Но мне чертовски нужна эта работа. Любой ценой. Хотя бы потому что я уже четыре месяца живу в палатке посреди леса, а впереди зима, и пережить ее будет очень тяжело. Потому что по ночам, лежа в этой холодной палатке, мне кажется, что я готов кого-нибудь убить за миску горячего супа.
И я начинаю контрудар по Елене:
– Знаете, я ответственный и довольно стационарный человек. Я могу сидеть на одном месте очень долго. Тем более, учеба. А ваша вакансия пришлась кстати. Поэтому я мотивировался еще больше.
– Евгений…
– Просто Женя. Не люблю свое полное имя.
– Женя, говорю сразу: работа будет не сахар.
Да-да, убитые горем матери, скорбящие родственники похороненных.
Но я готов.
Елена продолжает:
– Женя, вы же понимаете, что быть кладбищенским сторожем означает определенный риск.
– Например, пьяные подростки, которые ночью решат, что побродить по кладбищу под луной жутко романтично. Если вы про это, то все в порядке. С двумя-тремя пьяными сопляками справлюсь, не сомневайтесь.
Когда я ушел из дома и бродяжничал по лесам и вдоль трасс, мне приходилось отбиваться от кое-кого пострашнее, чем деревенские драчуны. Один из таких актов самообороны закончился травмой напавшего на меня. Не для меня, как можно догадаться.
Пауза. Нарушаю ее:
– В конце концов, можно вызвать полицию. Участковый пункт здесь относительно недалеко.
Под «здесь» я имею ввиду там, у Жаровихинского кладбища.
– Да, вы подготовились к собеседованию, – Елена благосклонно кивает. Затем добавляет: – Впрочем, в сторожке, где вам предстоит жить, есть ружье. На крайний случай.
«Где вам предстоит жить». Она так сказала. Значит, работа у меня в кармане. Боясь отпугнуть удачу, я внутренне ликую. У меня будет крыша над головой. Я буду в тепле. Спать на кровати. Под одеялом!