Навстречу завтрашнему дню

— Потому что я сказала тебе сегодня утром, что не смогу принадлежать тебе, что мы не сможем быть вместе до тех пор, пока мне неизвестна судьба Марка. Думаю, ты воспользовался удобным случаем и вставил его имя в историю, которую тебе рассказал этот солдат. Очень удобно для всех, не так ли? — Она сердито встряхнула головой, откидывая назад волосы. — Вы, конгрессмен Деверекс, имеете репутацию человека, который добивается желаемого любыми средствами — честными или нечестными. Думаю, сейчас вы подтвердили эту свою репутацию.

Его гордые предки могли вынести все, что угодно, кроме запятнанной репутации. Это относилось и к Даксу. Любой намек на нечестность он не мог простить.

Он выпрямился и бросил на нее исполненный ярости взгляд:

— Ладно, Кили. Верь в то, во что хочешь верить. Приноси свою жизнь в жертву. Храни свою любовь, как какой-нибудь чертов скряга. Наверное, ты наслаждаешься возложенным на себя мученичеством. Оно возносит тебя над нами, животными, не так ли? Но хочу тебя предостеречь — люди порой находят святых невыносимо скучными.

Она резко развернулась и пошла от него через вестибюль к посадочной зоне. Сердце его разрывалось от боли, но гордость не позволяла окликнуть ее. Как она могла заподозрить его в таком достойном презрения поступке после прошедшей ночи? Прошедшая ночь… Он прикрыл лицо руками, пытаясь выбросить воспоминания о разделенной радости, об охватившем их экстазе. Просто невозможно, чтобы она могла думать…

— Ну что, твоя баба тебя бросила?

Протяжный голос Эла Ван Дорфа внезапно вернул Дакса к реальности. Он опустил руки и, резко повернув голову, увидел ненавистную самодовольную ухмылку. Ван Дорф небрежно привалился к стене прямо в закутке. Его насмешливая грубость стала последней каплей, разбившей остатки и без того шаткого самообладания Дакса.

Он бросился на репортера, и на помощь ему пришла его морская тренировка. Прежде чем противник сообразил, что с ним происходит, он оказался сдвинутым с места, запихнутым глубже в тень и прижатым к стене. Руки репортера были заломлены за спину, их сжимала железная хватка. Очки сбились и повисли косо. Колено Дакса уперлось в промежность Ван Дорфа, заставив последнего пронзительно жалобно вскрикнуть. Крепкое предплечье вонзилось, словно лом, в горло.

— Ты открываешь свой мудрый рот слишком часто, Ван Дорф.

— Я видел…

— Ты ничего не видел. Ты ничего не слышал. Во всяком случае, ничего, что ты мог бы доказать. Если ты когда-нибудь попытаешься снова бросать в мой адрес свои гнусные намеки, я подам на тебя в суд за клевету и потребую огромную сумму денег. И если даже я проиграю, твоя репутация заслуживающего доверия журналиста разлетится ко всем чертям, так что ни одна служба новостей и ни одна даже самая плохонькая газетенка не подпустит тебя к себе и на пушечный выстрел. К тому же я как следует отделаю тебя. Я ясно выразился, Ван Дорф?

Подкрепляя свои слова, Дакс вздернул колено выше, и репортер захныкал, подтверждая то, что Дакс всегда подозревал, — он был трусом.

— Я задал тебе вопрос, Ван Дорф. Я ясно выразился?

Репортер кивнул, насколько ему позволяла мертвая хватка Дакса. Дьявольские глаза, со злобой смотревшие на него, угрожали, что конгрессмен может передумать, пойти в своем гневе дальше и убить его. С огромным облегчением он почувствовал, как железная хватка Дакса постепенно ослабевает.

— То, что я сказал, вдвойне относится и к миссис Уилльямз. Если я прочту хоть слово инсинуаций, направленных против нее, за твоей подписью, то убью тебя.

С презрением отвернувшись от Ван Дорфа, все еще продолжавшего хватать ртом воздух, Дакс направился к посадочным воротам, поднял свою сумку, стоявшую там же, где он ее оставил, прислонился к стене, где и стоял в грозном одиночестве, ожидая сильно опаздывающий самолет на Соединенные Штаты.

Глава 15

Луна была видна с правого борта самолета. Кили смотрела в окно с левой стороны, так что для нее только слабый серебристый свет немного рассеивал мрак ночи. Звезды казались такими далекими. А облака внизу походили на толстое непроницаемое одеяло.

— Ты спишь? — Вопрос вывел Кили из ступора, и, повернув голову, она увидела перегнувшуюся через проход Бетти Оллуэй. Репортер, сидевший в начале полета рядом с Кили, воспринял невежливое молчание Кили за нежелание говорить и пересел на другое место, так что она осталась в одиночестве.

— Нет, — ответила она на вопрос приятельницы.

— Не возражаешь, если я с тобой посижу?

Кили кивнула и убрала плащ, который положила на соседнее сиденье, чтобы туда никто не сел.

— Что делает Билл? Спит?

— Да, — ответила Бетги. — Он очень расстраивается из-за того, что так быстро устает. Мне придется присматривать за ним, чтобы он не слишком переутомлялся на первых порах дома. Уверена, что он будет пытаться, впрочем, как и руководство армии, забыть последние четырнадцать лет за несколько недель. Я намерена бороться на два фронта, чтобы этого не произошло.

— Думаю, ты имеешь право на некоторое собственничество, — отозвалась Кили с сердечной улыбкой.