Навстречу завтрашнему дню

С безрассудной храбростью она перебежала улицу прямо перед туристическим автобусом. Оказавшись на другой стороне, она с радостью подумала, что избежала внезапной смерти и внимания любвеобильного француза. Пройдя еще несколько кварталов, она почувствовала, как скрытая усталость, наконец, дала о себе знать. Она села на стоящую на тротуаре скамейку и устремила перед собой взгляд невидящих глаз. Ей хотелось только того, чтобы ее оставили в покое. Ей хотелось стать невидимой, испариться. Она устала бороться с трудностями.

Вкрадчивый голос снова вторгся в ее мысли, на этот раз ее настойчивый преследователь уже сидел рядом с ней на скамейке. Она даже радовалась, что почти не знает французского — тон его был похотливым и непристойным. Она решительно покачала головой и попыталась убежать, но тщетно.

Тогда другой французский голос, на этот раз рокочущий и угрожающий, раздался у нее за спиной, и преследователь вскочил, умиротворяюще сложил руки и помчался по тротуару, словно за ним гнались гончие ада.

Она подняла глаза и увидела стоящего позади скамейки Дакса. Ничего не говоря, он обошел скамейку и сел рядом с Кили. Понимающая улыбка, темные, подернутые влагой глаза, которые так много говорили, исходившая от него надежность были ее погибелью.

Когда она склонилась к нему, его руки раскрылись, чтобы принять ее и прижать ее голову к своей груди.

Глава 13

Крепко прижимая ее к груди, он не мешал ей выплакаться. Тонкие плечи под его руками содрогались от охвативших ее рыданий. Уткнувшись лицом в мягкие волосы, он вдыхал их аромат, и ему хотелось так же впитать в себя ее боль.

Ему было безразлично то, какую, наверное, странную картину они представляли с точки зрения окружающих. Все его существо, все его мысли были поглощены этой женщиной. Она была так дорога ему. Он восхищался силой ее характера, ее красотой. Ее успехами, той карьерой, которую она самостоятельно сделала. А теперь эта новая уязвимость пробудила в нем новые чувства — его страсть поднялась на поверхность, а внутри родилось безудержное желание обладать ею и защищать ее. Он мог убить любого, кто попытался бы причинить ей боль.

Он продолжал держать ее в объятиях и после того, как слезы иссякли. И оставались только сухие всхлипывания. Что бы теперь ни говорилось и ни делалось, инициатива будет исходить от нее. Лиловый цвет небес превратился в темно-синий, затем постепенно перешел в черный, а они по-прежнему сидели, прижимаясь друг к другу.

Когда она, наконец, подняла голову, то отвернулась, пытаясь вытереть испачканные тушью щеки и пригладить волосы. Он никак не стал комментировать ее попытку привести себя в порядок и заверять ее, будто она прекрасно выглядит. Она казалась ему прекрасной, несмотря на свой взъерошенный вид, но он почувствовал, что Кили не захочет выслушивать подобные заверения. Сейчас она будет испытывать неловкость, стесняться его из-за того, что в его присутствии утратила самоконтроль. Он отпустит поводья. Пусть она сама наметит курс и задаст темп.

— Не прогуляешься со мной? — спросила она.

Он встал и подал ей руку, Кили приняла ее, но, сделав несколько шагов, отпустила. Дакс не стал пытаться снова подать ей руку, хотя ему очень хотелось обхватить ее символическим защищающим жестом. Они шли медленно, не разговаривая, время от времени останавливаясь у витрин магазинов, когда что-то привлекало ее внимание. Общение осуществлялось только с помощью мимолетных улыбок, тихих вздохов, волнующих взглядов.

Он не имел ни малейшего представления, долго ли они шли и далеко ли ушли. Это не имело значения. Дакс немного удивился, когда она остановилась и, посмотрев на него, спросила:

— Хочешь есть?

— Немного, — с улыбкой ответил он. — А ты?

— Да.

— Буду рад накормить тебя обедом.

— Где?

— Где хочешь.

— Хорошо.

Мимо первого попавшегося им на пути ресторана они прошли, так как он оказался слишком многолюдным и шумным. В меню второго были только холодные сэндвичи, а она призналась, что слишком проголодалась и этого ей будет недостаточно.

Третий показался им идеальным. Это был типично французский ресторанчик — с клетчатой скатертью, неярким светом свечей, и на каждом столе стояла маленькая вазочка с одинокой маргариткой. Терраса на тротуаре, где обедали в дневное время, уже закрылась на ночь, но в помещении с низким потолком царила атмосфера сердечности и интимности.

Как только официант подвел их к столику, Кили спросила:

— Можно мне отлучиться на минутку?

— Конечно.

Дакс не садился до тех пор, пока она не скрылась в узком затененном проходе, ведущем на задворки ресторана. Когда она вернулась к столу, он отметил, что она умылась, причесалась и подкрасила губы помадой. Он не прикоснулся к ней, пододвигая стул.

Принимаясь за хрустящий хлебец, она заметила:

— А я и не знала, что ты говоришь по-французски.

Он скромно улыбнулся.

— Да, это одно из моих многочисленных достоинств.

— Что ты сказал ему?

— Официанту?

— Нет, тому человеку, который преследовал меня.

Его на мгновение отвлек ее язык, пробежавший по губам, чтобы собрать хлебные крошки, и он с трудом смог припомнить, о чем она спросила.