Навстречу судьбе (СИ)

На следующее утро я встал утром и вышел во двор замка. Вдруг двери главного входа раскрылись и вытащили из замка мужика, он вчера при встрече Арта, назвался управляющим. Мужик был почти без чувств, его подволокли к конюшне и их старший стражи Дан, серьезный мужик, лет сорока пяти – пятидесяти, ядреный, как матерый кабан, выхватил меч и снес тому голову как цыпленку. Только потом, когда он успокоился, осмотрелся и решил сообщить окружающим о своих действиях:

– По указу барона Арта! Приговорил казнить!

Тут к нему подошел еще один такой же матерый мужичище, я его узнал, кладовщик, ночью к нему на склад все с баркасов выгружали. Нерадивым, таких люлей выдавал, сопли во все стороны летели. Он спросил потихоньку Дана:

– Как вы его охомутали? Злыдня же не могли и впятером такие же, как мы с тобой, заломить?

– Я не понимаю, меня позвала Алинка, ну я зашел в кабинет по приглашению барона. Злыдень у сундука на коленях стоит, рот у него от боли свело, дышать значится, не может. Наш молодой барон ко мне обращается. Мол, Дан, помоги, вот, мол, вора поймал и чернокнижника, а, мол, голову срубить не могу, не брезгую я, а переживаю, что народ обо мне подумает. Понимаешь, он его уже скрутил и мне передает и обращаеться-то как к равному. Злыдень шевелится, пытается, но не получатся. Я его за шиворот хвать и сюда, ну ребята увидели, помогли дотащить, остальное ты видел.

– Ох, не прост наш новый барон, но закон блюдет, хоть и молодой правила знает. Я еще вчера на пристани увидел. Себя уважает. Посмотрим что дальше. – Этот кладовщик говорит и на меня так зыркнет, меня аж оторопь взяла, такой зарежет и не моргнет. Я в сторонку отошел. На ус мотаю.

Потом значит обед, после обеда всех вызвали в кабинет, а к этим двум третий подходит, смурой, серьезный мужик. Староста деревни, сзади два бугая. Пошли эти трое на совещание, за ними специально девчушка прибегала. Собрание прошло, нас тут готовиться выступать объявляют. Меня Васта в конюшню отправляет коней посмотреть и выбрать десяток. Я коней выбираю, хожу, смотрю. Тут эти трое: страж, кладовщик и староста появились, меня не заметили. Тот, что староста, и говорит:

– Барон дело, говорит! Подати снизил, товар ты говоришь на складе, денег сундук дал? Тебе я так понял, он уже главным назначил?

– Да, ты же сам слышал. – Отвечает кладовщик.

Тут в конюшню, влетает такая маленькая, метр или чуть повыше. Красивая, стройная, но маленькая. Я потом узнал, ее Марьяной зовут. Замком и внутренней службой управляет, так с виду улыбчивая, приветливая, не ругается. Вот только служанки ее бояться как огня, не дай бог нахмуриться. Мужики тоже, в пот кидает, и ноги подламываются у местных, если нахмуриться. Сам видел! Зашла она в конюшню и говорит собравшимся:

– Добрый день, честному собранию. Эти тоже поздоровались уважительно, а та пигалица им и говорит:

– Что в конюшне собрались как тати? Молодой барон проснуться не успел, а в дому порядок навел. Пока вы, здоровенные мужики, месяц, сопли жевали. Этот за час все проблемы решил. Я его на собрании-совете послушала, дело говорит. Правильность замечает! Тебя, Навил еще, и осмотреться не успел, управляющим заделал. Ты, что его раньше знал? Нет? Но он тебя на правильное место с ходу поставил, разглядел твою душу чистую, как увидел под приятным лицом злыдня, душу черную и не отступил, принял бой и справился. Дотащить-то до конюшни как ты, Дан, дотащил, любой сможет, злыдень уже силу потерял, подходи, добивай. Он хозяин наш, вы псы. О!, а это тут кто? Иди сюда. – Это она мне, я вышел, подошел. Она меня спрашивает:

– Молодого барона знаешь, расскажи. Я, ты не обессудь, Давлат, им ответил:

-Отец, кузнец, три «разлома» прошел, закрывая, мать – магиня, тоже в разломе дар потеряла. Отцу, старый император лично дворянство вручил. Отказался, кузнецом в Аваранге живет, после ранений всего сам добился. Основатель Аваранга.

– Спасибо, все иди. – Это она мне, а этим троим говорит:

– Слышали? Все, разошлись по делам, не хрен как бабам, кости чужие мыть.

Нас на следующий день на «Рудное» отправили. Поселок строиться быстро, боюсь, вернусь, не узнаю. Пятьсот мужиков строят. Мужик там, лесной, не наш дохляк, городской. Работать может. Все в рот молодому барону заглядывают, уважение полное, да и попробуй такого не уважь. На глазах всего «Рудного» за какую-то чепуху Арона, у плавящей печи мужик стоит, целый день стокилограммовой железной палкой в печи ковыряет, огромного здоровья человек, одним ударом на час вырубил. А тот когда очухался и встал еще и перед бароном извиняется! Народу он очень нравиться.