С полностью отстраненным выражением офицер Берри продолжил опускать кулаки на лицо Эрика, превращая его в месиво, затем выбил из него дух ударом в солнечное сплетение. Его рёбра словно обожгло огнем, и Эрик согнулся пополам, нелепыми движениями пытаясь ретироваться, но запутался в полах своего плаща и упал на спину. Берри даже не думал на этом останавливаться. Посыпались удары ногами, от которых Эрик пытался огородиться, свернувшись калачиком, но тогда Берри просто обошёл его и начал бить по спине. В школьном дворе такой приём посчитали бы бесчестным свинством, но в тёмном амбаре посреди пустыря никаких судей не было. Когда вспышки боли от избиения прекратились, Эрик услышал щелчок.
— Нет, — булькнул он, пытаясь шевелить языком в наполнившемся кровавой слюной рту, и заслонил лицо ладонью, словно она могла бы остановить пулю, — пожалуйста, не надо…
— Я бы даже не узнал о тебе, не полезь ты к его сыну, — пыхтя от усталости, пробормотал Берри, — думал, эта гора бумаг нихера не стоит. Не хотел до этого доводить. Но… ты не первый, — он присел рядом с ним, почти что ласково отвел ладонь, которой Эрик прикрывал свое лицо, и приставил к его виску дуло пистолета. — Кто тебя нанял?
— Т-только не убивай, л-ладно? — давясь слюной и соплями, всхлипнул Эрик.
— Я убью тебя.
— Это Майерсы! — взвизгнул он. — Р-родители девчонки! Шонов з-засранец отправил её в больницу, и они х-хотели отомстить… Пожалуйста, не надо со мной так!
— Как сможешь встать, садись в машину и уёбывай из города. Второго шанса не будет, и тогда с тобой уже не я буду говорить.
Хрустнув костяшками и тихо простонав от боли, Берри поднялся, стряхнул со штанин налипшее на них сено и, сопя, начал удаляться.
— Извиняй, Страм, — бросил он напоследок, — он нас тут всех крепко держит за яйца. У тебя не было шансов.
×××
До самого утра Хлоя так и не может уснуть. За окном уже скребутся и щебечут первые птицы, Рейчел мирно сопит под боком, а на её телефон, одно за другим, приходят сообщения. Хлоя морщится и едва давит в себе желание узнать, кто ей пишет в таком количестве — но так ведь делать нельзя, это неправильно. Тогда она, не выдержав, тяжело вздыхает и аккуратно, чтобы не разбудить, выбирается из объятий. Натягивает белую футболку Рейчел, подбирает брошенную на пол пачку сигарет и идёт к окну. Звёзды, уже блёклые и едва видные, всё ещё гуляют по комнате.
Хлоя садится напротив окна, прикуривает сигарету и с наслаждением затягивается. Она морщится снова, когда телефон Рейчел вибрирует, оповещая о новом сообщении, и устало трёт веки большими пальцами. Облако сигаретного дыма вырывается в окно, и тогда она поднимает взгляд: там, на улице, идёт снег. Пушистые белые хлопья снега медленно, словно кто-то спускает их по леске, ложатся на землю и укрывают траву. Хлоя делает ещё пару затяжек, выбрасывает сигарету, которая прокатывается по крыше и падает в первый небольшой сугроб, а затем закрывает окно и возвращается в кровать. Она выключает телефон Рейчел, жмётся к ней и наконец засыпает беспокойным сном.
×××
Когда Орегон сменяет собой Айдахо, на стекло начинают опускаться крупные белые снежинки, которые тут же перемалывают, превращая их в тяжелые капли, двигающиеся туда-сюда дворники.
Фрэнк гонит свой фургон, забыв о сне и отдыхе, лишь раз позволяя себе сделать остановку, чтобы заправить пустеющий бак.
Он тянется к стоящей в подстаканнике чашке кофе, но из-за рассеянности, вызванной недосыпом, опрокидывает её на пол. Чёрная жижа, вздымая клубы пара, разливается маленькой лужицей, стекая к его ботинкам. Коротко выругавшись, Фрэнк снова приковывает взгляд к дороге и видит приближающуюся приветственную табличку. Всё резко становится на свои места.
Аркадия Бэй.
Он снова в месте, которое, словно ненасытный хищник, словно самый живучий паразит, однажды впустив в себя, больше никогда тебя не отпустит. Волшебный город.
Кошмарный город.
×××
Белые хлопья снега кружатся в воздухе, оседают на ресницах и волосах, а затем тают, стоит им только соприкоснуться с тёплой поверхностью. Нейтан раздражённо отмахивается от них: глаза его мокрые от слёз и растаявшего снега, влажные дорожки струятся по щекам и забираются под воротник куртки. Он пьян и обдолбан, а перед глазами стоит одна единственная картина. Сара. Её светлые локоны, россыпь веснушек на щеках, шее и ключицах, голубые глаза, тоненькая фигурка. Ослабленные пальцы, которыми она пытается хвататься за деревянный стул. Вспышки фотоаппарата.
Щёлк-щёлк-щёлк.
Он идет, пошатываясь, через двор Академии, приближаясь к кампусу. Голова безвольно покачивается на расслабленной шее. Уже скоро Нейтан, наконец, доберется до своей комнаты в общежитии. Единственное место, в котором он чувствует себя в безопасности. В родном доме безраздельно властвует его отец. Другое же место… что ж, присутствие Марка Джефферсона ощущалось там, даже когда того не было рядом.