Навсегда(Роман)

— Ты мне ребят передавишь, — сказала женщина. — Тут что-то случилось, я вижу! Иди-ка сюда ко мне, на кухню!.. Ну! Оставь их, дурень этакий!

Усмехаясь и отворачивая от Аляны лицо, Чесловас вышел. Минуту в кухне было тихо, затем женщина вошла одна, без мужа. Она приблизилась к Аляне, внимательно ее оглядела с головы до ног.

— Так это ты его увезла?

— Так вышло, — сказала Аляна.

— И долго ты с ним была?

— Мы счет потеряли.

Женщина все еще серьезно, пристально ее разглядывала.

— Такая маленькая! — Губы ее разжались в неожиданно нежной улыбке. Она обняла Аляну, с грубоватой силой притянула к себе и крепко поцеловала прямо в губы.

Глава двадцать девятая

Утром Чесловас сказал, что Аляне незачем выходить на улицу. А что ей делать дальше, он выяснит, посоветовавшись, с кем надо.

Целый день она спала, ела, грелась около печки, невесело играла с девочками, думая о маленьком Степе, который сейчас где-то рядом, всего за несколько улиц отсюда, может, играет с бабушкой или, может быть, плачет от голода, или лежит в жару больной…

Вечером Чесловас рассказал, что ее мать умерла, отец по-прежнему ездит на велосипеде в свою будку на рынке, а мальчик жив-здоров и его на весь день забирает к себе соседка.

— Ты не огорчайся уж слишком-то! — сказал он Аляне. — Время ведь такое, что немногим выпадает удача умереть своей смертью, на своей постели, без мучений. Очень немногим…

— Мне бы хоть маленького повидать, — сказала Аляна. — Может, когда стемнеет?.. На одну бы хоть минутку!..

— Ты не думай сейчас об этом. Мы посмотрим, что можно будет сделать. К Матасу ты обратно не иди. О нем позаботятся. А тебе лучше всего будет пока пожить где-нибудь на хуторе, неподалеку. Дальше видно будет. Ну, не расстраивайся.

— Да дай ты человеку поплакать, раз ей нужно, — сказала хозяйка. — Оставь ее в покое…

Утром вместе с женой Чесловаса Аляна приготовила завтрак, умыла и причесала ребятишек. Вместе они дошли до подъезда почты и там попрощались. Аляна вошла одна.

Большая комната с голыми стенами была разделена на две части низкой перегородкой с окошечками. За одним окошком сидел пожилой чиновник в высоком старомодном воротничке и аккуратном потертом пиджачке. Вид у него был строгий, а выражение лица такое, точно во рту он держал что-то очень горькое.

Ей пришлось подождать, пока от окошка отойдет полная дама. Одной рукой дама пересчитывала сдачу, а другой с силой дергала мальчишку, который пытался поднять с пола какую-то бумажку.

Это отвлекало даму, и она начинала пересчитывать все сначала, но не успевала кончить, как мальчик снова приседал, тянулся за бумажкой, и ей приходилось опять дергать его кверху так, что он почти отделялся от земли.

Наконец она ушла.

Аляна молча протянула чиновнику записку, которую ей дал Чесловас. Он на нее почти не взглянул — видно было, что ждал прихода Аляны. На минуту лицо его немного разгладилось, потом снова сморщилось, и, строго поглядев на Аляну, он громко и недовольно проговорил:

— Это не к нам! Вам нужно обратиться в справочное бюро… — И, сунув ей в руку вместо записки запечатанный конверт, стал что-то писать своей белой костлявой рукой, удивительно громко скрипя при этом пером.

Вернувшись на квартиру Чесловаса, Аляна вскрыла конверт. В нем было удостоверение, выданное уездным управлением полиции на право свободного передвижения по дорогам с целью реализации в городе сельскохозяйственных продуктов. Возраст и приметы были указаны правильно. Только фамилия и имя чужие.

Вскоре с каким-то свертком, закутанным в одеяло, вернулась и жена Чесловаса. Положив сверток на постель, она стала бережно его разворачивать, странно улыбаясь, а когда все одеяла и фланелевые тряпочки были развернуты, обернулась к Аляне:

— Ну как, узнаешь?

На постели лежал маленький мальчик в вязаном чепчике и кофточке. На ногах у него были вместо носков какие-то самодельные мешочки с тесемочками, которые, видимо, очень его занимали, потому что он, ухватив себя двумя руками за ногу и сосредоточенно пыхтя, тянул ее все время поближе к глазам.

— Я сказала той женщине, что возьму его ненадолго, поиграть с девочками, — сообщила жена Чесловаса.

Аляна упала на колени перед кроватью, обхватила мягкое маленькое тельце сына и, закрыв глаза, прижалась к нему лицом. Она ненасытно вдыхала его тепло, запах его кожи, слушала, как он дышит, чувствовала, как напрягается под ее щекой его нежный животик.

Потом она почувствовала, что своими маленькими пальцами он взял ее за уши и слегка потащил взад и вперед, гукнув от натуги и, видно, чувствуя себя силачом.

— Ах ты, что за жизнь проклятая! — сказала жена Чесловаса, закусила губу, сморщилась и, отвернувшись, вышла из комнаты.

Она долго простояла на кухне без всякого дела, прислушиваясь к шепоту Аляны, к ее торопливым поцелуям. Потом услышала, как мальчик среди бессвязной болтовни выговорил: «Ма!..»

Вернулся Чесловас, он постоял, глядя на Аляну, и потом сказал:

— Что ж, тебя никто не осудит, если ты останешься с ним в городе. Ты имеешь на это право.

Аляна оторвалась от мальчика и села, опустив голову и вытирая глаза.