Навсегда<br />(Роман)

— Не жалко мне таких, — жестко сказал Степан.

— Да ведь я его не защищаю, — жалобно проговорила. Аляна. — Мне ее, ее жалко, понимаешь?

— Ее жалко, — нехотя согласился Степан.

Понемногу Аляна успокоилась. Обеими руками она погладила его стриженую голову и сказала:

— Ну, здравствуй же, мы так давно не виделись! Ты соскучился? — Она порывисто его обняла и наткнулась на пакет, который он до сих пор держал под мышкой. — А это что?

— Ты уж не ругайся, — умоляюще сказал Степан. — На обратные билеты у нас хватит.

С опаской развернув пакет, Аляна всплеснула руками и с ужасом и восхищением воскликнула:

— Что ты наделал?.. Ну что ты наделал?!

Глава двадцать третья

Теперь каждое утро они просыпались от радостного страха опоздать.

Эти ранние утренние часы перед наступлением дневного зноя, нетерпеливое трепетание занавески, вдуваемой в раскрытое окно морским ветром, ощущение тепла нагретого солнцем пола, когда на него ступаешь босыми ногами, — все было праздником.

Они чувствовали и слышали друг друга даже во сне. Стоило Степану вздохнуть, просыпаясь, и в то же мгновение Аляна чутко открывала глаза.

По утрам, когда Степан брился, стоя перед маленьким зеркальцем, Аляна стояла рядом, обняв его одной рукой, и так же серьезно и внимательно, как он сам, не отрываясь смотрела в зеркало.

У них была уже «своя» дорожка, по которой они ходили через лес к морю, была «своя» дюна, поросшая кустами, где удобно было загорать, и появилась почти собственная собачонка.

Однажды по пути к морю они услышали одинокое, с тоскливым подвыванием, тявканье. Они свернули в лес и скоро увидели посреди полянки приземистый домик. За покосившейся загородкой из жердей вокруг большой собачьей будки бродили куры.

От будки тянулась длинная массивная цепь, пристегнутая к ошейнику, затянутому на тонкой шее тщедушной собачонки.

В доме не было ни души. Собачонка, увидя чужих, добросовестно залаяла по обязанности. Аляна, не раздумывая, подошла и присела перед ней на корточки.

— Сволочи, — сказала она с ожесточением, — цепь-то, наверное, от слона… — И, поглаживая собачонку, стала приговаривать: — Ножки-то какие тоненькие… и шейка у тебя слабенькая, а тебе такую цепищу нацепили…

Собака, совсем позабыв, что она цепная и сторожевая, самозабвенно принялась ласкаться.

Когда они уходили, она, умоляюще взвизгивая, лаяла вслед и, кашляя, натягивала свою каторжную цепь.

В следующий раз, когда они пришли ее навестить, Аляна сказала:

— Нет, я так не могу, будь что будет! — и расстегнула ошейник. С этого дня они всегда брали собаку с собой к морю. Она носилась по дюнам, ловила кузнечиков, бесстрашно бросалась следом за Степаном в воду и часами лежала, не отходя от них, на песке.

Когда нужно было идти обедать, они отводили ее обратно и с тяжелым сердцем сажали на цепь, чтобы не рассердить ее невидимых хозяев…

Лежа в дюнах, они подолгу читали друг другу вслух.

Тонкие струйки песчинок мало-помалу засыпали раскрытую страницу, рядом шумело море и гнулась на ветру жесткая песчаная травка, а в это время с ясностью, еще большей, чем в реально существующем мире, перед Аляной открывалась жизнь множества людей. Эта удивительная Наташа, которую она уже начинала любить, этот Пьер, такой же русский, как Степа, и милый Петя, и этот добрый и легкомысленный старый граф Ростов… А ведь она ничего прежде о них не знала и, может, прожила бы всю жизнь, так и не узнав. Много ли удалось бы прочесть в жизни ей, поденщице, батрачке?..

Мало-помалу на пляже вокруг них собиралась молодежь. Их тащили играть в мяч, и Аляна, сдаваясь, бежала вместе со всеми. Окружающие уже привыкли и перестали удивляться тому, что она одна среди всех почему-то играет в майке и юбке.

Знаменитый купальный костюм с рыбкой, подаренный Степаном, она надевала каждый день с утра, но купаться упрямо отказывалась. И наконец даже Степан отстал от нее. Да и что она могла бы ему объяснить? Ей до смерти хотелось окунуться, побегать со всеми вместе без этой осточертевшей теплой юбки, но решиться раздеться, как все, она никак не могла.

Где-то глубоко в ней сидело укоренившееся с детства сознание, что барыни в бальных платьях, барышни в купальных костюмах и господа во фраках существуют в одном мире, а она — в другом. Она не должна и не желает пытаться быть такой, как они. Она наверняка оказалась бы нелепой и смешной, попытавшись им подражать.

И все-таки она не могла не чувствовать себя какой-то отверженной среди этих загорелых парней и девушек, кажется окончательно позабывших, что на свете существуют брюки и платья.

Она научилась играть в волейбол. Едва на пляже начиналась игра, как ее наперебой приглашали и перетаскивали на свою сторону лучшие на всем пляже команды отдыхающих. Она в душе этим очень гордилась и изо всех сил старалась играть как можно лучше.