Навсегда

— Боже мой, я прежде не замечала. Посмотри, какие у тебя волосы. Ужас! Тебе надо сейчас же идти к парикмахеру.

Через час Степан, с удовольствием поглаживая коротко подстриженный затылок, вышел из дверей парикмахерской на улицу.

За исключением каменной громады костела, тут были почти сплошь одноэтажные домики с вывесками магазинов, фотографий и парикмахерских, тянувшихся до самого парка, за который шумело море и ветер неутомимо, днем и ночью, пересыпал белый песок дюн.

Бегло оглядывая витрины, Степан пошел вдоль залитого ярким солнцем тротуара. Рыба… Овощи… Посуда… Янтарные мундштуки и безделушки — нет, все это не то. Ага, вот, кажется, подходящий магазин. Он толкнул звякавшую колокольчиком дверь, вошел в сумеречную прохладу небольшого магазина с витриной, затененной полосатым тентом, и небрежно спросил купальный костюм.

Любезная продавщица прищурилась, прикидывая на глаз размер, и потянула с полки коробку.

— Да нет, — поспешно остановил Степан. — Мне не для себя. Это… ну… для подарка, понимаете?

— О, конечно! — проникновенно воскликнула продавщица и понимающе улыбнулась. — Костюм для дамы?

— Да нет, какой там дамы… — нетерпеливо буркнул Степан. Он никак не мог себе представить, чтобы Аляна могла быть «дамой».

— Но, простите?..

Продавщица, онемев от удивления, уставилась на Степана. Начиная багроветь, он наконец выдавил из себя:

— Ну… просто, костюм для девушки. Что вы, не понимаете?

Тогда продавщица совсем расцвела. С видом еще более глубокого понимания и сочувствия она закивала и со стуком выложила на прилавок коробку, полную вязаных трусиков и лифчиков, украшенных парусными лодочками, рыбками, волнами и якорями. Стоя вполоборота к прилавку, Степан с пренебрежительным видом, искоса смотрел на весь этот товар, лихорадочно соображая, как бы не промахнуться хоть в размере.

Наконец продавщица плавным движением выронила на прилавок черный костюм с желтой рыбкой и, точно сама впервые увидела такое сокровище, со вздохом восхищения откинулась назад, торжествующе глядя на Степана.

«Ты-то что восторгаешься, тебе, что ли, дарят?» — с раздражением подумал Степан и хмуро спросил, сколько стоит костюм.

Когда она назвала цену, он понял, что костюм ему не по карману, но что теперь ему почему-то хочется купить Аляне именно этот дорогой костюм, а не какой-нибудь другой.

В уме он мгновенно рассчитал: после покупки костюма оставшихся денег хватит и на обратную дорогу, и на пастилу, и на папиросы, и на лимонад. А непредвиденные расходы? Обойдемся без них…

— Ну ладно, этот так этот! — произнес он вслух, с неожиданной для самого себя решимостью.

— Конечно, и туфли для пляжа? — утвердительно спросила продавщица и выстроила на прилавке целый ряд парусиновых туфель без каблуков, на мягкой подошве.

Туфли и в самом деле были очень нужны Аляне и стоили недорого… Значит, так: обратная дорога — это остается. О пастиле надо забыть, о папиросах тоже… да и с лимонадом придется быть поаккуратнее.

Он взял и туфли.

С костюмом, выбранным продавщицей, и с туфлями под мышкой, вытирая со лба пот, он вышел из магазина, точно из горячей бани, чувствуя себя очень легким и слегка одуревшим…

Поднимаясь по скрипучей винтовой лестнице в пятиугольную башенку, ставшую их домом, Степан встретился еще раз с той же девушкой в белом халате, аккуратно подпоясанном тугим пояском. Она улыбнулась ему смущенно и вместе с тем дружески, точно за несколько часов, которые прошли после их утренней встречи, случилось нечто очень их сблизившее.

Так оно и оказалось. Аляна встретила его немного взволнованная, с каким-то значительным выражением лица. Все время, пока не было Степана, она просидела с Моникой (так звали санитарку), и та рассказала ей свою историю.

Степан уже знал эту черту Аляны: о себе она не любила говорить, но ей почему-то многие, совсем разные люди, охотно и без опаски, вот так, чуть не с первого знакомства, рассказывали свои «истории».

— Бедная девушка, она такая несчастная! — взволнованно говорила Аляна. — Мы обе чуть не разревелись, когда она рассказывала, только я старалась ее подбодрить… Оказывается, у нее есть человек, которого она любит. И они хотят пожениться, хотя он намного старше. Он здесь недалеко — рыбак… Они так любят друг друга. Он плачет каждый вечер, когда они встречаются…

— Чего же это он все плачет? — недоуменно спросил Степан.

— Разве я тебе не сказала? Он рыбак, такой же, как все они тут, но он немец. Понимаешь? Никто раньше не обращал внимания: немец так немец. А теперь его заставляют вернуться в Германию. Он совсем не хочет, но они требуют, чтоб он вернулся.

— Вот это мило! Не хочет? Так кто же его заставляет к Гитлеру ехать? Это он чего-то крутит. Наверное, обыкновенный фашист.

— Нет, он говорит, что плюет на Гитлера, но его зовет отечество. Он не хочет быть изменником. Все такие, как он, немцы, которые жили в Литве, уже уехали, и ему грозили и уговаривали его.

— Честные немцы бегут из гитлеровской Германии, а у этого «отечество». Просто удрать хочет, — Степан презрительно фыркнул.

— Я тебе говорю, он плачет и целует ей руки. Она правду говорит.