Навсегда

Весь день Аляна шла, как могла, быстро, не останавливаясь, и все-таки густые сумерки застали ее среди незнакомого леса. Ни одной приметы из тех, что так подробно описывал ей Матас. Она оглянулась, отыскивая, где бы присесть и отдохнуть хоть несколько минут. Большая сосна с развилкой у подножия показалась ей самым удобным местом. Она села, привалилась плечом к стволу и минут десять сидела в изнеможении, пока не вспомнила, что среди примет, названных Матасом, была и сосна, похожая на канделябр для двух свечей.

С облегченным сердцем она пошла дальше. Где-то совсем рядом дорога должна была свернуть к хутору, который назвал Матас. Вот он, этот поворот.

Ускоряя шаг, Аляна вышла на полянку, ожидая, что за деревьями откроется дом, и увидела ровный квадрат фундамента из дикого камня… Три каменные ступени крыльца вели в пустоту, в исчезнувшее, начисто сгоревшее человеческое жилье.

Ветер слабо шевелил безжизненные черные ветки березы, клонившиеся к холодному, пахнущему горечью пожарищу.

Аляна негромко крикнула: «Есть здесь люди?»

Но никто не отозвался, только мяукнула в ответ кошка, лежавшая, прижавшись к голым сучьям березы.

Аляна поманила кошку к себе, но та, свесив голову, снова одичало, злобно мяукнула и не двинулась с места.

На сырой земле Аляна заметила расплывчатые следы колес большого грузовика, пустую бутылку от немецкой водки и размокшую пачку от иностранных сигарет. В стороне, у большой лужи, лежала на боку самодельная детская тележка.

Матас так хорошо рассказал ей, какой надежный и верный человек хозяин этого хутора, как он взял себе в жены немолодую вдову с ребятами и старухой матерью, как любил этих ребят и как хорошо он примет Аляну, во всем ей поможет… А теперь оставаться здесь было страшнее, чем на кладбище. И Аляна, не оборачиваясь, пошла обратно к дороге…

Под вечер третьего дня, обессилев, она входила в Ланкай.

Она ожидала, что будет волноваться, но не испытывала никакого волнения. Все было неузнаваемо чужое. Это был уже не тот городок, где в ее жизни произошло столько плохого и хорошего. Тот хранился в памяти, и при воспоминании о нем быстрее билось сердце. А сейчас она шла по чужому городу, сама не понимая, почему так хорошо знает расположение всех его переулков и улиц.

Правда, где-то на окраине был домик над обрывом. Там жил ее Степа, родители… Но об этом лучше не думать: туда и близко подходить нельзя — так велел Матас…

Как она ни спешила, но опоздала: почта, куда ей нужно было сразу же зайти, была уже закрыта. Теперь в запасе оставался всего один адрес.

Странно было впервые в жизни отворить калитку и войти во двор дома, мимо которого в детстве она тысячу раз пробегала по дороге в школу.

Она постучала в дверь и, когда ей никто не ответил, нерешительно вошла в темную прихожую. Неужели и здесь она найдет опустевшее жилье? А может быть, чужих людей или даже полицейскую засаду? Она услышала равномерное постукивание корыта и плеск. Пахло мыльной водой. Такой знакомый с детства звук! У Аляны отлегло от сердца, и она постучала в обитую войлоком дверь. Ей ответил женский голос.

Аляна вошла в кухню и увидела полную женщину, стиравшую в корыте, которое равномерно стучало, покачиваясь на двух табуретках.

Женщина равнодушно оглянулась через плечо и спросила, что нужно.

— Чесловас здесь живет? — спросила Аляна.

— В это время он всегда на работе, — сказала женщина.

— Это ваш муж?

— Да, — сказала женщина. — Будешь ждать?

— Если можно.

Женщина показала ей, где повесить полушубок. Аляна разделась и прошла в соседнюю комнату. На широкой постели, застланной стеганным из ситцевых уголков одеялом, возились две маленькие девочки в штанишках и замусоленных лифчиках.

Аляна села в камышовое кресло, раскрашенное под бамбук, и в изнеможении откинулась на спинку. Через минуту она уже крепко спала.

Она проснулась от громких детских голосов и увидела, что прямо ей в лицо смотрит какой-то высокий, худой и очень широкоплечий человек. На руках у него сидели обе девочки и, громко пища, теребили отца за шею и за уши, трепали его светлые, редкие волосы.

— Ну, что тебе? — спросил он, увидев, что Аляна открыла глаза.

Она посмотрела на девочек и ничего не ответила. Тогда Чесловас отнес их обратно на кровать и свалил на подушки. Потом подошел к Аляне и сел рядом с ней на низкий детский стульчик.

— Меня прислал Матас, — вполголоса сказала Аляна. — Ты знаешь такого?

— Он… где? — запинаясь спросил Чесловас. — Ведь там, где он был, его больше нет!..

— Да. Матас на свободе, — сказала Аляна. — Только слабый он еще очень. И он один там. Мне сейчас же нужно к нему вернуться.

— Но все-таки он жив? Да?

— Я же тебе говорю, на свободе. Мы его увезли и спрятали, так получилось, — сказала Аляна и увидела, что Чесловас покраснел от волнения. Он порывисто вскочил со своего детского стульчика, отвернулся, стремительно подошел к кровати и, став на колени, сгреб в охапку обеих девочек и стал их целовать.

Девочки весело завизжали, так громко, что мать выглянула из кухни, чтоб спросить, что там такое у них происходит.

Чесловас не ответил ей.