Навозный жук летает в сумерках…

— Да, грустно, — добавила Анника, — Эмилия беспрекословно ездит на все эти праздники. Она почти не возражает, тайком плачет из-за того, что не может видеться со своим Андреасом, но никак не сопротивляется. Похоже, в то время так было принято. Эмилия вообще никогда не перечит отцу и Эббе, с Андреасом встречается тайком. Магдалена, как всегда, помогает влюбленным, их письма напичканы планами свиданий, которые иногда все-таки проваливались, и на помощь снова призывали Магдалену. Для Андреаса и его сестры было очевидным, что, если Андреас хочет добиться расположения Якоба Селандера и в будущем стать достойным его дочери, он должен «развиваться». Это же просто безумие…

Тут Юнас рассмеялся дежурным «репортерским» смехом:

— Как вы слышите, наш исследователь очень глубоко проникся переживаниями своих героев. Это очень интересно, но, возможно, еще интереснее хотя бы немного узнать о загадочной… как бы так выразиться, чтобы не слишком опережать события? Ну, скажем, о загадочной находке, которую Андреас привез из чужой страны! Давид, не мог бы ты немного рассказать об этом?

— Да, конечно, мы постепенно доберемся до этого, но лучше, наверное, идти по порядку. Итак, вернемся к тому, на чем остановились: Андреас учится теперь в Упсале у Линнея, вернее, Линнеуса — так его звали до получения почетного титула. Он восхищается своим учителем, все письма полны рассказов о нем. Андреас ловит каждое слово Линнея и впитывает его идеи о природе и всем живом. Но Линней вдохновляет Андреаса и на собственные мысли. Андреас развивает некоторые идеи учителя, но идет дальше и создает собственную философию, основанную на учении Линнея. К концу упсальского периода Андреас в своих письмах все больше говорит о природе, жизни и душе — как он говорит, «вселенской душе», и все меньше о Линнее. Эмилия получает от него потрясающие письма, и неудивительно, что она так волнуется, ведь за их перепиской следили. Эмилия считала своим долгом сохранить письма для потомков — как своего рода завещание Андреаса. Письма — его единственное наследие, он не оставил никаких трудов, ничего… Так что Эмилия, наверное, чувствовала большую ответственность — ведь современники не понимали идей Андреаса, и она это знала. В своих письмах Андреас часто пишет, что его не понимают, и относится к этому очень болезненно. Эмилии приходится постоянно его утешать и подбадривать…

Тут снова вмешалась Анника.

— Типичная история, — возмущенно сказала она. — Конечно, меня тоже очень тронули излияния Андреаса, мне было его жаль, и, естественно, хотелось, чтобы Эмилия поддержала его. Но потом я как-то задумалась… И немного разозлилась. Ведь на самом деле все было далеко не так замечательно, как кажется. В письмах постоянно говорится об Андреасе, о его благе, его учебе, его мыслях, его благополучии. Он просит Эмилию ухаживать за семенами, которые присылает, сажать их. Вот почему в этом доме столько растений — если я правильно поняла, это цветы Андреаса, которые Эмилия вырастила для него. Но это еще не все. Андреас вечно дает ей какие-то мелкие поручения и просит поскорее ответить — желательно со следующей почтой. Он никогда не спрашивает, как ей живется, одной, без собственного дела, под надзором отца и мачехи. Единственный личный вопрос — о здоровье Эмилии и ее близких, и об этом он всегда справляется в приблизительно одинаковых выражениях. Ну и, конечно же, слова любви, заверения в преданности, вечной любви, и тому подобное. Сначала веришь им, они кажутся прекрасными и трогательными, но потом замечаешь, что выражения всегда одни и те же и постепенно начинают напоминать дежурные фразы. Письма из Вэкшё совсем другие — Эмилия была ему небезразлична, он спрашивал, чем она занимается и о чем думает, но здесь этого уже нет. Ведь они помолвлены, все отлично, теперь можно предъявлять свои требования. Не хотела бы я получать такие письма. Но Эмилия как будто ничего не замечает или же воспринимает свое служение как долг — точно так же, как в отношениях с отцом…

Анника замолчала и опустила глаза, она расковыряла и откусила заусенец. Теперь заговорил Юнас:

— Итак, вы снова слышали небольшой комментарий нашей увлеченной коллеги. Что ж, вернемся к тексту! Давид!

Давид, похоже, был погружен в свои мысли, потому что, когда Юнас к нему обратился, он вздрогнул: