Навеки вместе

— Остер ты на язык! — усмехнулся купец. — Теперь паны не очень гроши бросают. Деньги на большую войну копят. Указ короля такой: с каждой хаты по десять злотых.

Алексашка ничего не ответил. Было жарко, и буланый шел неспокойно — досаждали оводы. Алексашка подумал: купец ушлый, по свету колесит и, видно, знает, что где деется.

— У нас тут тихо.

— Ты откуда знаешь, если дальше панского двора не хаживал? Ты православный?

— Какой же еще!

— Белорусцы народ податливый. Паны из него вон сколько крови выпили. Люд молчит. К покорству приучен… Скажет тебе пан голову о колоду расшибить — расшибешь. Чего молчишь?

— Будто тебе пан не укажет! — обиделся Алексашка.

— Я — вольная птица. Захочу — в неметчину поеду. Захочу — в московское царство. Я про чернь речь веду. Глянь, что на Украине деется. Стало казакам муторно от шановного панства — под хоругви стали. Но если, упаси господь, одолеют паны, знай: во сто крат горше на Белой Руси люду будет.

— Что люду остается…

— Сабли ковать! — Купец испытующе посмотрел на Алексашку. — Я пошутил… Что делать? В Пиньске знаю седельника Ивана Шаненю. Ему коваль нужен был позарез.

— Зачем седельнику коваль? — Теребень прихлопнул ладонью овода на упругой шее буланого.

— Надобен, раз ищет. Дермезы будет делать.

Алексашка промолчал. К чему такие речи ведет купец? Что предлагает он? Бежать от пана с седельнику? Призадумался Теребень. Случай в самый раз подходящий.

— Посмотреть можно, — уклончиво сказал Алексашка.

Купец теперь шагал молча, держась рукой за дробницы. Поношенные и подшитые капцы мягко ступали по теплой, пыльной дороге.

В полдень выехали из леса и увидели вдали Пинск. Над низкими крышами хат возвышались белокаменные громады церквей и костелов. «Как в Полоцке…» — подумал Алексашка, глубоко вздохнув. Когда приблизились, стал различать деревянную стену, что кругом опоясывала город. Увидел и ворота. Возле самой стены оказался ров, заполненный зеленой, затхлой водой. Проехали мост. Возле ворот — часовые с длинными, сверкающими на солнце алебардами.

— Кто такие? — лениво крикнул один из них.

— Купец Савелий из гомельского княжества. За мехами и золой пожаловал.

— Куда путь держишь? — допытывался часовой.

— Ведомо, в славный град Пиньск.

— А ты, смерд?

— Мой, — ответил купец, кивнув на Алексашку.

Часовые отвели тяжелые ворота, и телега загрохотала по деревянной мостовой.

Вот он, Пинск! От Северских ворот прямые, тесные улицы с хатами, крытыми соломой. Лучами сходятся улицы к центру — шляхетному городу, который вырос на высоком берегу Пины — Васильевской горке. Здесь костел — громадина, большой монастырь, иезуитский коллегиум. Позади ратуши — между коллегиумом и монастырем — дом пинского войта полковника пана Луки Ельского. Хоромина огорожена забором из камня. За домом войта мост через Пину. А там — шлях на полудень, в широкие украинские степи.

Шумен и люден Пинск. Много тут разных цехов — скорняки, ковали, шапошники, седельники, шорники, оружейники, золотари. И все изделия на базаре. Сразу бросилось Алексашке в глаза то, что одёжки здесь люд пошивает по-своему. Порты более роскошные, на разные цвета крашены. Даже красные видал. Рубахи расшиты и сильнее отбелены. Видно, лен здесь получше.

День был базарный. По узким улицам к центру города шли мужики и бабы. Грохоча по мостовым и поскрипывая, тащились повозки с живностью. По тому, как уверенно ехал купец, Алексашка понял, что в Пинске он бывал. Из проулка свернули на главную улицу, которая вывела к площади. В центре ее помост. Возле помоста — толпа. Над головами людей пять всадников со сверкающими на солнце пиками. На помосте колченогий, дюжий детина в синей посконной рубахе с закатанными до локтей рукавами. В руках у него плеть. «Секут…» — подумал Алексашка. Помахивая плетью, детина кричит хрипло и протяжно:

— Тащи-и Ива-ашку-у!..

Два гайдука вытолкали на помост Ивашку и начали срывать с него рубаху. Ивашка покорно повалился на топчан, вытянув вперед длинные, жилистые руки. Гайдук прихватил руки ремнем, а сам уселся на Ивашкины ноги. На помост по шатким старым ступенькам взобрался старый, плюгавый чтец, а может, писарь магистрата.

— Тишей! — гаркнул детина. — Сказку читаем!

Чтец высморкался на помост, вытер нос рукавом и, щурясь, загундосил. Помятый листок дрожал в хилой руке.

— А подмастерье Ивашка удрал от цехмистера… а господ своих не почитал… а словами паскудными обзывал и задолжал пану два злотых…

— Где же взять ему те злоты? — послышалось из толпы.

— Тишей! — детина помахал плетью.

А чтец дальше гундосил:

— А судом магистратовым предписано сечь нещадно Ивашку тридцатью плетями и, наказав, в долговую тюрьму посадить…

Ивашку отхлестали быстро. Не успел купец повернуть коня, как долетел с помоста истошный вопль. На лоб мужику приставили раскаленное клеймо с четкой надписью «ВОР».

— Что крал? — придержав поводья, склонился Алексашка к какой-то брюхатой бабе.

— Под мостом в Пине рыбу ловил… — вздохнула баба и, перекрестившись, заплакала.