Навеки Элис

Предполагается, что в Соединенных Штатах проживает пятьсот тысяч больных с ранним Альцгеймером.

Ранний Альцгеймер определяется как болезнь Альцгеймера у людей младше шестидесяти пяти лет.

Симптомы могут начать проявляться после тридцати — сорока лет.

Дальше следовали сайты со списками симптомов, факторами генетического риска, причинами и методами лечения. Потом — статьи об исследованиях и открытиях новых лекарственных препаратов. Все это она уже видела.

Она добавила в строку поиска «поддержка» и нажала на клавишу ввода.

Она нашла форумы, электронные доски объявлений, контакты и чаты. Для тех, кто ухаживает за больными. В списке тем для сиделок и родственников были: помощь в уходе; вопросы, касающиеся медикаментов, снятия стрессов, галлюцинаций у больного; как противостоять ночным блужданиям; как совладать с отрицанием и депрессией. Сиделки посылали вопросы и ответы, выражали сочувствие и обсуждали проблемы с их восьмидесятиоднолетними матерями, семидесятичетырехлетними мужьями и восьмидесятипятилетними бабушками с болезнью Альцгеймера.

«А как же поддержка для самих больных? Где другие пятидесятиоднолетние, страдающие слабоумием?

Где люди, которые были на пике карьеры, когда этот диагноз выбил почву у них из-под ног?»

Она не возражала: узнать о таком диагнозе — трагедия в любом возрасте. Не думала, что сиделкам и родным не нужна поддержка. Не отказывала им в страдании. Она знала, что Джон страдает.

«Но как же я?»

Она вспомнила о визитке социального работника из Массачусетского главного госпиталя, нашла ее и набрала номер.

— Дениз Даддарио.

— Здравствуйте, Дениз, это Элис Хауленд. Я пациентка доктора Дэвиса, он дал мне вашу визитку. Мне пятьдесят один год, и около года назад мне поставили диагноз — ранний Альцгеймер. Меня интересует, существуют ли в вашем госпитале группы поддержки для людей с болезнью Альцгеймера?

— Нет, к сожалению, нет. У нас есть группы поддержки, но только для сиделок и родных. Большинство наших пациентов с этим диагнозом не смогли бы принимать участия в подобных собраниях.

— Но какие-то смогли бы?

— Да, но, боюсь, у нас не хватит ресурсов для поддержания и проведения собраний такого рода групп.

— Каких ресурсов?

— Понимаете, группы поддержки сиделок и родных состоят из двенадцати — пятнадцати человек. Они собираются еженедельно, встреча длится два часа. Мы должны предоставить им помещение, кофе, выпечку, пару человек в помощь и еще одного приглашенного выступающего в месяц.

— А просто пустая комната, где люди с ранним Альцгеймером могли бы встретиться и поговорить о том, с чем им приходится сталкиваться, — это проблема?

«Ради всего святого, я могу принести кофе и пончики с повидлом».

— На таких встречах должен будет присутствовать кто-то из персонала госпиталя, а у нас сейчас, к сожалению, нет свободных людей.

«Один из помощников со встречи сиделок не подойдет?»

— Вы можете дать мне контактную информацию об известных вам больных с ранним слабоумием? Я бы сама попыталась что-нибудь организовать.

— Боюсь, что не могу выдавать такую информацию. Может быть, вы хотите назначить встречу, прийти и поговорить со мной? У меня есть окно в пятницу семнадцатого декабря, в десять утра.

— Нет, спасибо.

Шум возле парадной двери вырвал ее из состояния полусна. В доме было холодно и темно. Дверь со скрипом открылась.

— Извини, я опоздала!

Элис встала с дивана и прошла в прихожую. Там она увидела Анну. Анна с большим бумажным пакетом в одной руке и с пачкой смятой почты в другой стояла на дыре!

— Мам, в доме весь свет выключен. Ты спала? Тебе не надо спать после обеда, так ты никогда не заснешь ночью.

Элис подошла к дочери и села на корточки. Положила ладонь на дыру. Под ладонью была не пустота. Она пробежала пальцами по жесткому шерстяному ковру. Ее черный ковер в прихожей. Он лежал там годами. Она так сильно ударила по нему ладонью, что звук удара эхом отозвался в коридоре.

— Мам, что ты делаешь?

Ладонь жгло от удара по колючей шерсти, она слишком устала, чтобы вынести унизительное объяснение с Анной, а невыносимый запах арахисового масла из бумажного пакета вызывал у нее отвращение.

— Оставь меня в покое!

— Мам, все в порядке. Пошли на кухню, поужинаем.

Анна бросила почту и потянулась к руке матери, к той, которую жгло. Элис отдернула руку и закричала:

— Оставь меня в покое! Убирайся из моего дома! Я ненавижу тебя! Не желаю тебя видеть!

Ее слова ударили Анну сильнее, чем если бы она дала дочери пощечину. Слезы текли по ее щекам, но лицо выражало спокойную решимость.

— Я принесла ужин, проголодалась, и я остаюсь. Я иду в кухню, поем, а потом лягу спать.