Хлопот будет сегодня очень много. Обычно приготовления к свадьбе занимают пять дней, а нам надо управиться за два. Принц уже послал писца переписывать брачный контракт. К заходу солнца бумаги будут готовы и отданы на подпись эмиру и верховному имаму. И тогда ты официально станешь невестой принца Карима Александра, – Мари-Клер вздохнула. – Ах, Шарлотта, как я тебе завидую! Ты выходишь замуж за такого мужчину!
– Но я не хочу замуж, – упрямо буркнула Шарлотта. – Я хочу домой, в Англию.
– Может, когда-нибудь принц тебя туда и свозит, – бодро предположила Мари-Клер. – Право, как можно не радоваться, когда твой жених такой молодой и красивый, да еще такой великолепный любовник! Многие женщины все на свете отдали бы, лишь бы познать это блаженство!
Шарлотта съежилась, упрямо отказываясь разделять восторги француженки.
«Это безумие! – мысленно твердила она. – Я нормальная английская девушка. Я не могу выйти замуж за турецкого принца. Если мне удастся вернуться в Англию, я, наверное, с радостью стану женой архидиакона Джефриса. При всех своих недостатках он достойный, респектабельный джентльмен».
«Да ладно тебе! – ехидно возразил ей внутренний голос. – Не лицемерь! Признайся, тебя взволновало предложение принца Карима Александра! Разве сердце твое не трепещет при мысли о том, что он скоро продемонстрирует тебе свои хваленые мужские качества?» – «Нет! Никогда! Мне совершенно, нисколечко неинтересно узнать, как мужчина и женщина становятся любовниками!»
Шарлотта резко отодвинула поднос с персиками, плававшими в ароматном меду, и вскочила на ноги. Она не Мари-Клер и прекрасно помнит, что для добродетельных женщин первая брачная ночь – это ужасная пытка, которую они должны терпеливо вынести. Она не может… не должна перенимать противоестественное отношение турок к супружеским отношениям! Не должна! Ни за что!
Однако Мари-Клер неправильно истолковала ее порыв, приняв возмущение за энтузиазм.
– Это хорошо, что ты так торопишься. Для всех нас свадьба – большое счастье, а если невеста довольна, мы счастливы вдвойне.
Француженка рассмеялась. И куда подевалась ее вчерашняя горечь? Она хлопнула в ладоши, ив спальню вбежали весело гомонящие турчанки.
– Женщины эмира обещают приготовить тебе приданое и просят поторопиться, – перевела француженка. – Мы уже отправили слуг с известием, что в хаммаме сегодня состоится праздник.
– В хаммаме? – недоуменно переспросила Шарлотта.
– Да, в городской бане. Поскорее кончайте завтракать. Нам нужно вас обеих нарядить.
– В бане? – Леди Аделина величественно выпрямилась. – Я правильно вас поняла? Свадьба моей племянницы будет устроена в бане?
– Да, тут так принято, – нетерпеливо сказала Мари-Клер. – В Турции браки гражданские, а не религиозные. И церемония происходит не в мечети, а в кругу друзей и родственников жениха и невесты. – Она наморщила лоб, пытаясь припомнить европейские понятия и поточнее выразить свою мысль. – В этой стране много традиций, но тут не принято… как же это говорится… ах, да… не принято освящать брак в церкви.
Леди Аделина отреагировала на это вполне естественным образом.
Презрительно фыркнув, она заявила:
– Даже в Оттоманской империи наверняка можно найти более подходящее место для свадьбы, чем городская баня.
Запас терпения Мари-Клер стремительно иссякал.
– Хаммам не просто баня. Это традиционное место встречи знатных женщин, и празднество будет роскошным, ибо эмир занимает высокое положение в обществе. Слуги повязали по такому случаю шелковые пояса и обошли всех друзей эмира, пригласив их женщин в хаммам, где будет устроен пир и ритуальное купание невесты. Мы должны быть там в полдень. Если опоздаем, все страшно обидятся. Да и у слуг полно дел – им нужно готовиться к свадебному пиру и к «ночи хны».
Увидев оторопелые лица собеседниц, Мари-Клер вновь пришла в хорошее расположение духа.
– Не волнуйся, Шарлотта! Тебе ничего не придется делать. Ты будешь просто сидеть или стоять, где тебе скажут, а мы будем тебя наряжать. Для нас это восхитительная забава! По исламским обычаям невесте почти ничего не позволяют делать самой.
Вскоре Шарлотта в этом убедилась. Через два часа, закутанная в покрывало, она вышла в окружении таких же закутанных женщин из сада во двор, где ее изумленному взору предстала картина невообразимого хаоса. По двору сновали чернокожие слуги с горшками, котелками и ворохом белых простыней, а музыканты били в барабаны, играли на флейтах и каких-то неизвестных Шарлотте струнных инструментах. Музыка была громкой и радостной. Двое слуг спокойно стояли с подносами на головах, а другие ставили на эти подносы стеклянную посуду.
Мари-Клер оказалась права: от Шарлотты не требовалось почти никаких действий. Ее и тетушку ласково подтолкнули к расшитому парчовому балдахину, который держали четверо мужчин. Едва она уселась – наружу торчали только ее туфли и подол кафтана, – слуги и наложницы эмира выстроились гуськом. Мужчины с подносами шли впереди, женщины сзади. Музыканты уже выходили из ворот дворца. Шествие замыкали телохранители эмира, гордо восседавшие на лошадях.