Тот бежал в сторону полицейского участка Восьмого округа. Промчавшись по извилистым улочкам, он достиг заветной двери на целую минуту раньше, чем его преследователи. Захлопнув за собой массивную дверь и задвинув засов, жандарм поднял тревогу, призвав к оружию дюжину своих товарищей. Несколько мгновений спустя сторонники Уисса в'Алёра заколотили в стены и двери. Преграда лишь еще больше распалила их ярость.
Какое-то время толпа осыпала блокгауз оскорблениями и камнями. Но окованные железом дубовые двери стояли прочно. Затем из узких бойниц второго этажа раздались выстрелы, и двое нападавших рухнули. Остальные шарахнулись в стороны. И тут самому предприимчивому из мятежников пришло в голову поджечь дом. Из близлежащей конюшни натащили соломы, сложили ее по всем четырем стенам и подожгли. Заплясали языки пламени, клубы едкого дыма окутали участок. Наконец деревянные стены загорелись, и толпа ликующе завыла. Многие взялись за руки и пустились в пляс. Люди радостно обнимались, потом хором запели, размахивая кулаками.
– Возмездие! Возмездие! Возмездие!
Попавшие в ловушку жандармы не могли больше выносить жара и дыма. Еще несколько минут – и они бы задохнулись. Двери распахнулись, и тринадцать кашляющих, вытирающих глаза защитников вышли наружу; старший держал в руках белый флаг. Но толпа не обратила на него внимания и накинулась на жандармов. Все они погибли – одних забили до смерти, других вздернули на фонарях. После этой победы мятежники еще долго плясали и пели возле пылающего блокгауза. В ту летнюю ночь Восьмому округу повезло – ветра не было, и пожар не перекинулся на соседние дома.
Шли часы, и силы толпы стали иссякать. Возбуждение сменилось смятением, физической и эмоциональной усталостью. Не хватало вдохновляющего присутствия Уисса в'Алёра, а каждая минута приближала появление Усмирителя толп. Что бы там ни говорил Уисс, ни один из мятежников не хотел бы встретиться лицом к лицу с шерринским Усмирителем. Потихоньку толпа стала расходиться. Когда Усмиритель и его свита прибыли на место происшествия, там остались лишь окровавленные трупы.
Уисс в'Алёр узнал обо всем только на следующий день. После того, как его сторонники бросились в погоню за жандармом, он остался в складском помещении один – если не считать двух родственников и пяти убитых полицейских. Хорл и Бирс присоединились к недавнему оратору Бирс раскраснелся, его глаза, обычно такие невыразительные, горели от волнения и восхищения. Сжатая в кулак ручища ритмично рассекала воздух.
– Ух, и здорово вы их, кузен Уисс! Вот это да!
Уисс снисходительно улыбнулся, но его требовательный взгляд был устремлен на отца. Тот молчал. Он казался потрясенным, подавленным, чуть ли не сломленным.
– Ну? – подступил к нему Уисс. – Что скажешь?
– Надо побыстрее уходить отсюда, – пробормотал Хорл после паузы, так и не взглянув на сына. – За тобой теперь станут охотиться. Нужно получше спрятаться.
– Нужно, так спрячусь. – Уисс с улыбкой оглядел зал, по которому все еще ползали багровые клубы пара – напоминание о ярости толпы. Они были видны только отцу и сыну. Уисс глубоко вздохнул, выпрямился и расправил плечи. – Спрячусь. Но ненадолго.
9
Долгое хлопотливое лето наконец подошло к концу. Словно была сброшена толстая перина жаркого воздуха, давившая на Шеррин. Наступили прохладные длинные ночи, а дни, прежде удушливые, сменились сносными, потом приятными, затем и вовсе чудесными. Пришло прекраснейшее из времен года, и ветерок, влетавший в открытое ландо Цераленн по Рувиньяк, бодрил и сулил перемены.
«Перемены мне не нужны, я не хочу их, – сказала себе Элистэ. – Все и так прекрасно».
Ландо проехало под старой мраморной аркой и покатилось по проспекту Парабо. По правой его стороне стояло единственное коммерческое заведение, которому было позволено вести дела в этом аристократическом квартале, и кондитерская Крионе продавала здесь всяческие кулинарные чудеса, превосходившие по красоте и вкусу творения лучших кухонь Возвышенных. Скульптуры мастера Крионе из темного и белого шоколада, сформированные им шоколадные кремы и трюфели, его фантазии в жидком сахаре, иногда увенчанные живыми цветами, иногда – ограненными вручную сахарными «бриллиантами» или листком настоящего золота, – все это частенько украшало королевские столы и дома, и за границей. Теперь, похоже, все это осталось в прошлом. Заведение Крионе закрыто и пусто. Все стекла выбиты, дверь болтается на покосившихся петлях, вывески и след простыл, фасад цвета сливок почернел от огня. На сравнительно уцелевшей части стены кто-то нарисовал большой алый ромб, ставший эмблемой партии Народного Возмездия. Красный цвет был выбран, чтобы выразить гнев, а форма ромба несла двойной смысл – алмаз, как драгоценный камень, символизирующий финансовое возмещение ущерба, понесенного простым народом Вонара, а также как самый твердый из известных материалов, что выражало непреклонную решимость экспроприационистов.
Элистэ презрительно скривила рот.