Наваждение

Франсуа любил ее. Он полюбил Сару неожиданно и сильно, и теперь во всем белом свете для него не существовало других женщин. Еще недавно ему казалось, что в его возрасте подобное чувство уже невозможно, но сейчас он чувствовал себя так, словно вновь стал пылким двадцатилетним юношей.

Так оно, наверное, и было. Франсуа начинал новую жизнь, оставляя в прошлом свои сорок с лишним лет, свои потери и горечь ожесточенного сердца.

Не в силах сопротивляться своим желаниям, он приблизился к Саре и обнял ее. Он целовал ее, чувствуя, как она отвечает ему с такой же безрассудной страстью, какую испытывал и он. И если Франсуа это казалось и прекрасным, и удивительным, то для Сары ничего удивительного в этом не было. Как ни пыталась она обмануть себя, ее сердце и душа принадлежали Франсуа уже давно. Пока его не было, она горячо молилась о том, чтобы пули и томагавки врагов пощадили Франсуа, и горько жалела, что не сказала ему перед отъездом всего, что хотела.

Но теперь, когда он вернулся и они могли принадлежать друг другу, она смогла сказать ему «люблю» и повторить это слово еще много-много раз, пока он нес ее на руках в спальню. Она еще никогда по-настоящему не любила ни одного мужчину, поэтому, когда он протянул к ней руки, Сара затрепетала. Франсуа был так нежен, что страх ее улетучился, и, пока он осторожно снимал с нее голубое бархатное платье и укладывал под одеяла, Сара чувствовала себя маленькой девочкой, которую любят и о которой заботятся.

Потом, быстро сбросив свои замшевые штаны и рубаху, лег рядом с ней.

— Я люблю тебя, Сара, — прошептал он чуть слышно, и впервые Сара подумала о нем не как о суровом, похожем на индейца воине, а как о мужчине, которого она любит и который принадлежит только ей.

Он больше не пугал ее, как когда-то. Напротив, сейчас Франсуа был с нею сама нежность и доброта, и Сара не испытывала ничего, кроме жгучего наслаждения, пока он медленно скользил по холмам и равнинам ее тела, и волшебство его невидимых в темноте пальцев пробуждало в Саре какие-то новые, доселе неизведанные и бездонные источники любви и страсти. Лежа в его объятиях, она негромко постанывала от наслаждения, и он, отозвавшись на эту негромкую мольбу, вошел в нее, ибо — как и она — хотел ее слишком сильно и слишком давно. И, прижимая к себе ее гибкое теплое тело, Франсуа понял, что они созданы друг для друга, и сознание этого наполнило счастьем его суровую душу.

Потом они долго лежали в объятиях друг друга, не в силах разжать руки, словно боялись выпустить то, что досталось им в награду за долгие годы несчастий и лишений. Их сердца стучали в унисон, и Сара счастливо улыбалась, глядя в его лицо, едва видимое при свете звезд.

— Я никогда не знала, что возможно такое счастье, — прошептала она.

— Это дар, — так же тихо ответил Франсуа, еще крепче прижимая ее к себе, — великий дар богов своим детям. Он — один для всех, но для всех — разный.

Сара ничего не ответила. В его объятиях так хорошо. Еще некоторое время она прислушивалась к ровному дыханию Франсуа, потом закрыла глаза и незаметно для себя заснула. Франсуа тоже задремал — чутко, как индеец, но если он и просыпался ночью, то только для того, чтобы еще раз почувствовать ее нежное тепло или прикрыть одеялом обнажившееся плечо Сары.

Когда, проснувшись ранним свежим утром, они поглядели друг другу в глаза, оба поняли, что отныне они — одно и будут вместе всегда.

Следующие несколько недель были для них поистине волшебными. Будучи свободен от всех обязательств как перед своими индейскими друзьями, так и перед белыми, Франсуа никуда не спешил и мог оставаться с Сарой столько времени, сколько сам пожелает. Каждый день они ходили к водопаду, а когда выпал снег, Франсуа стал учить Сару ходить на снегоступах, которые он сплел из гибких веток ивы и подбил густым лисьим мехом. По вечерам он рассказывал ей индейские легенды, многие из которых не слышал еще ни один белый, кроме него, однако больше всего времени они проводили в постели, в объятиях друг друга, занимаясь любовью или беседуя. Все, что они переживали в эти дни, было так значительно и прекрасно, что каждый стремился поделиться с другим своими чувствами.

Они не строили никаких планов на будущее, поскольку были счастливы своим сегодняшним днем, и все же каждое, даже случайное упоминание о том, что они будут делать потом, согревало Саре душу надеждой на будущую долгую жизнь, полную любви и взаимопонимания. И когда Франсуа снова упомянул ей о своем намерении взять ее с собой к ирокезам, когда сойдет снег, Сара буквально расцвела. Снег в этих краях таял только весной, а до весны была еще целая вечность, и целая вечность ждала их после.

Что касалось Франсуа, то он почти не думал о таких вещах. Жизнь с краснокожими научила его их простой и незамысловатой мудрости: для него Сара была женой, и, как бы далеко в будущее он ни заглядывал, его женой она оставалась и там.