Наваждение

Говорили они все больше о том, как лучше пытать и убивать работорговцев. Они активно обсуждали эту тему с воскресенья. Рэчел могла переключиться на пару минут на какой-то другой предмет, но потом снова возвращалась к тому, как Рон будет кромсать им ноги секатором для стрижки живой изгороди (орудия, которыми он пользовался, становились все более изощренными, но в целом отражали возможности его мастерской), как он же испечет глазные яблоки работорговцев в одной из микроволновых печей и так далее.

— А что у вас еще есть в мастерской? — заинтересованно спросила она.

— У меня там есть паяльник, — ответил Рон. — Знаешь, что это такое?

Памятуя о тех издевательствах, которым девочка подвергалась до того, как он привез ее сюда, Рон хорошо понимал природу ее фантазий о мести. Даже Нэнси, которая терпеть не могла подобного рода разговоры, соглашалась, что мысли о возмездии служили для Рэчел своего рода психотерапией.

После ужина Рэчел попросила его принести вниз гаечный ключ. Обычно он просто размахивал им в воздухе, но в этот раз ей захотелось, чтобы он ударил им плюшевую обезьянку, которую, как она сообщила, зовут Лайл.

— Вот и работорговец к нам заявился! — закричала она и подбросила Лайла в воздух. — Вот тебе, получи на орехи! — разошлась девочка.

При виде того, как обезьянка, на чьей забавной мордочке застыла мягкая улыбка, полетела в стену, Рон ощутил странную печаль. Вместе с тем ему доставляло удовольствие прыгать по комнате и вопить что есть мочи, ведь то же самое делала и Рэчел. Сначала ему показалось, что Лайл выдержит удары любой силы, но после пятого или шестого удара ткань на животе игрушки разорвалась, и оттуда высунулся клок поролона.

— Вот это да! — сказала Рэчел, поднимая обезьянку. Она смотрела на Рона, пораженная его силой.

— Нэнси его зашьет, — успокоил ее Рон. — Или я могу сколоть английскими булавками, пока она не вернется.

— Никаких булавок, — строго сказала девочка, села на кровать, прижала обезьянку к груди и стала ее укачивать. — Бедный Лайл, — приговаривала она, — бедный маленький Лайл.

Рон бросил гаечный ключ на кровать.

— Хочешь посмотреть кино? — безнадежно спросил он.

Рэчел чуть склонила голову:

— Который теперь час?

— Погоди… — он бросил взгляд на часы, — почти семь.

— А телевизор мы можем посмотреть?

— Конечно. Конечно, можем.

— А мы можем посмотреть «Все любят Раймонда»?

Поначалу она спокойно сидела на своей стороне кровати. Должно быть, чувствовала себя виноватой, думал Рон. Но потом, когда жена Раймонда вылила ему на штаны соус для макарон, Рэчел рассмеялась и вытянула ноги.

Теперь ее голые ноги прижимались к левой ляжке Рона. Он не отрывал взгляд от экрана. Когда она снова засмеялась, Рон начал поглаживать ее по щиколотке. Она вела себя так, как будто не замечала этого, а может быть, и впрямь не обращала внимания. Рон чувствовал под пальцами ее нежные светлые волосики. Теперь он гладил ее по коленке, чуть сжимая ей ногу. Странно, но при этом колотун его уже не бил. Он сосредоточился на ее ноге, как будто это был отдельный организм, составлявший исключительный предмет его вожделения.

На телевизор он уже не обращал внимания, поэтому немного удивился, когда Рэчел отняла ногу.

— Мне уже пора принимать ванну, — сказала она и вскочила с кровати, бросив Лайла на кучу других игрушек. — Вы мне должны ее налить, Рон.

— Что? — не понял он.

— Мою ванну.

— А, хорошо.

Вставая, он покачнулся. «Не слишком ли много я выпил?» — мелькнула мысль. Чтобы дойти до ванной, ему пришлось сначала опереться о раму кровати, потом о дверной косяк.

— И не забудьте мне пену для ванны сделать! — напомнила девочка.

Она что, раздевается? Теперь его стало бить мелкой дрожью, особенно ноги. «Господи, не дай ей раздеться догола», — думал он, но это была неискренняя молитва, призванная ослабить охватившее все его существо возбуждение. Когда он выключил воду, рубашка на нем так взмокла от пота, что ее можно было выжимать.

Рон вернулся в комнату. Девочка еще была одета.

— А вот это, Рон, вы читали? — спросила она, протянув ему книгу.

— Нет.

— Хотите мне ее попозже почитать?

— Ты примешь ванну, а потом Нэнси уже будет лучше себя чувствовать и почитает тебе.

Он повернулся и направился к двери.

— Вы придете пожелать мне спокойной ночи?

— Приду.

— Не забудьте ваш гаечный ключ!

Вечернее солнце набросило его длинную тень на газонокосилки и микроволновые печки — весь этот хлам, который он набрал на починку в последние дни. Он позвонил Нэнси и снова услышал механический голос автоответчика.

— Позвони мне, как только сможешь, — сказал он. — Это срочно.

Когда он положил трубку, его охватил страх. А что, если Нэнси отправилась к Энджи? Хватит ли ей силы воли не развязать язык? Он в этом сомневался.

Лучше начать паковать вещи прямо сейчас. Да, прямо теперь.