Стелли спрятала зеркало, открыла верхний ящик конторки маркиза, порылась – она прекрасно знала, где что лежит, – и вытащила миниатюру, писанную на слоновой кости. С ненавистью поглядела на изображение, отбросила миниатюру и извлекла на свет бумагу, перо и чернила. Разложив на столешнице письменные принадлежности, Стелли задумалась, уставившись на белый лист своими черными зрачками, словно двойными мушкетными дулами. Наконец она взялась за перо, прикусив нижнюю губу и наморщив лоб от напряжения. Изложение давалось ей с огромным трудом. Стелли не привыкла писать, но умела – спасибо братцу, научил в свое время. Ее неизменно выводила из себя его привычка щедро делиться крохами знания, подобранными под столом у Возвышенных. Теперь Дрефу пришло время сполна расплатиться за свое великодушие.
Подавив чувство неуверенности, она обмакнула перо в чернила и принялась писать.
Стелли перечитала написанное. Стиль неотесанный, много ошибок, но она сказала все, что хотела. Из осторожности она не упомянула про брата – как-никак он носит ту же фамилию. Провидение, в своей милости, возможно, еще предоставит ей случай посчитаться с Дрефом. А пока что Уисс Валёр, если он и вправду таков, каким его выставляют собратья, о себе позаботится.
Стелли завернула в исписанный листок миниатюру с портретом своей бывшей госпожи, запечатала конверт воском и дернула за сонетку, вызвав свободного от дел коммунара – ему она и поручит перехватить утром почтовую карету на Шеррин и отдать письмо. Через несколько часов оно отправится в путь, а когда дойдет до адресата…
При этой мысли у Стелли потеплело на душе.
27
Элистэ предполагала, что они втроем как-нибудь разместятся в квартирке Дрефа – тесноватой, конечно, но все равно удобной и просторной в сравнении с «Приютом Прилька» или «Радушием и теплом у Воника». Дядюшка Кинц, однако, не преминул положить конец этим надеждам. Старому кавалеру была нужна отдельная комната, где он мог бы отдыхать, обдумывать свои планы и в одиночестве предаваться созерцанию, необходимому для воплощения его чародейных замыслов. Ему не было дано обрести в Шеррине истинную безмятежность духа, по своя комната служила залогом успеха. Дедушка Ренуа, как он себя теперь называл, соответственно снял в пансионе уютную однокомнатную квартирку на втором этаже с окнами во двор, чем несказанно удивил соседей-студентов, которые прозвали его Старым Эльфом. Первые несколько дней его странные манеры и внешность вызывали всеобщее любопытство. Человек его возраста являл собой в стенах пансиона зрелище весьма непривычное; заметили также, что он любит глубокой ночью украдкой отлучаться из дому по каким-то загадочным делам; да и его произношение явно отличалось от фабекского говора его мнимого внука. Дядюшка Кинц, конечно, старался скрыть свой Возвышенный выговор, но частенько забывал о такой мелочи.