Наваждение

– Как знать, как знать. В нашем роду он передается по наследству. Если ты как следует покопаешься в себе, то можешь обнаружить скрытый талант. Представь только, милая, какое сокровище ты обретешь! А я бы с радостью тебе помог.

– Ну уж нет! Спасибо. Хватит с меня уроков, занятий и всех прочих подобных ужасов. Я хочу интересной жизни, хочу новых событий, развлечений.

– Для меня развлечение – «Голубая кошечка». А для тебя?

– Мне будет весело в Шеррине, я знаю! На следующей неделе я отправляюсь туда. Мне предстоит стать фрейлиной Чести при ее величестве. Подумать только – всего несколько дней, и я окажусь при дворе!

– Никогда не бывал при дворе, – вздохнул дядюшка Кинц. – И что же тебя там ожидает, моя дорогая?

– Все лучшее на свете, дядюшка. Там будут самые знаменитые люди из известных фамилий, музыка, танцы, театры, кукольные представления, игры, охоты, балы, пикники, званые ужины, маскарады, великолепные туалеты, драгоценности и много-много всякого другого. Все хотят попасть ко двору.

– Так-таки все?

– Ну, все, кто может себе это позволить, конечно. Все, кто хочет находиться в центре.

– В центре чего?

– Новостей, удовольствий, всего лучшего, что есть на свете.

– В твоих устах это звучит очень заманчиво, милая. Надеюсь, ты не разочаруешься. Но я буду скучать по тебе.

– И я тоже, дядюшка. Однако не расстраивайтесь – я же уезжаю не в общину Божениль на пятнадцать лет. До Шеррина всего шесть дней езды в карете при хорошей погоде. Кроме того, я буду приезжать в Дерриваль несколько раз в год и приходить к вам в гости.

– Придется утешаться этим. Расскажи-ка мне, детка, о своем предстоящем путешествии подробнее.

Элистэ охотно повиновалась, сообщив дядюшке массу всяческих сведений о своих планах, надеждах, сомнениях, а также о гардеробе, который отправится с ней в Шеррин. Тема была столь увлекательной, что она на время совершенно забыла о Дрефе сын-Цино. Кроме того, по ее глубокому убеждению, с той самой минуты, как дядюшка Кинц согласился ему помочь, Дрефа можно уже считать спасенным. Несмотря на свою кажущуюся рассеянность и беспомощность, дядюшка неизменно делал все, за что брался. Ни разу Элистэ не приходилось разочароваться, если Кинц во Дерриваль ей что-то обещал. А сейчас он ясно и недвусмысленно согласился помочь. Вот почему Элистэ беззаботно болтала о грядущей шерринской жизни всю дорогу: и в лесу, и возле пруда, и среди полей, когда они пробирались меж виноградников к замку. Дядюшка Кинц слушал племянницу с неослабевающим интересом. Лишь когда они оказались возле каретного сарая, находившегося в непосредственной близости от конюшни, он предостерегающе поднес палец к губам. Элистэ тут же умолкла. Они осторожно обошли постройку с южной стороны, остановились и выглянули из-за угла.

Луна светила почти у самого горизонта, окутывавшие ее облака заметно поредели. От угла до приземистого строения конюшни было рукой подать. Борло сын-Бюни сидел на земле, прислонившись спиной к запертой двери. Голова кузнеца свисала на грудь, на коленях лежала тяжелая дубина. Борло спал, загородив своей массивной тушей вход в конюшню.

– Стало быть, это кузнец? – почти беззвучно прошептал дядюшка Кинц. – Отличный, здоровый экземпляр. Какая замечательная мышечная масса!

– Да, редкостный громила. Как же нам мимо него пробраться?

– Придется прибегнуть к чарам. Но ты не пугайся, обещаешь?

Элистэ кивнула, и дядюшка одобрительно погладил ее по щеке.

– Какая храбрая девочка.