Наваждение

Знаю, это глупо. Но моему мозгу не хватало кислорода. Поэтому в голову лезли бредовые, нелепые мысли. Например, о том, что на той стороне улицы все так же падают, кружась, хлопья штукатурки. Но они больше не походили на мягкий лишайник, скорее — на стаю призрачных воронов, которые прилетели клевать мои кости. В то же время меня ужасно мучила жажда, и о холодном малиновом чае я мечтал не меньше, чем о глотке свежего воздуха. Но, наверное, больше всего мне хотелось хорошенько прополоскать рот, чтобы, пока меня не вырвало, уничтожить вкус этих гниющих пальцев.

Кроме того, я испытывал страшную усталость. Прошло всего несколько секунд, максимум минута с того момента, как мы вцепились друг в друга, а руки, ноги и шея уже отказывались меня слушаться, ныли от напряжения — настолько огромных усилий мне стоило противостоять нечеловеческой силе противника. Это вам не соревнование по армреслингу. Здесь не было судьи, который спас бы меня, объявив об окончании раунда. Передышка не наступит до тех пор, пока один из нас не умрет.

И это могу быть я, если срочно не найду выход из этой безнадежной ситуации.

Как я уже говорил, это очень личное.

Некоторое время мы просто слушали музыку. По крайней мере, я слушал. Кто знает, что было в голове у сатира, пока он занимался тем, что вытряхивал из меня душу. Я поерзал на месте, думая о том, что выбрал бы другой саундтрек к решающей битве, и гадая, что же такого могу сделать, чтобы выйти из этой передряги живым. Потом я почувствовал, как мышцы чудовища напряглись для нового рывка. Оно попыталось ударить меня по ногам, сбить на пол, чтобы воспользоваться весовым преимуществом, но ноги, спасшие его раньше, теперь стали помехой. Его ступни-копыта ударили меня по икрам и рассекли кожу. Это было больно. Но мышцы остались целы, и я не упал. Я не мог упасть. Я знал, что если буду пригвожден им к крыше, то для меня это верная смерть.

И снова мы остановились, тяжело дыша. Мы были в тупике, и ничего хорошего это не предвещало. Я не мог бы сказать, насколько сильно это создание. Но, скорее всего, у меня силы закончатся раньше, чем у него. И тогда меня сожрут заживо.

Затем меня посетили еще две мысли: «Плохие парни могут и в самом деле победить. Нинон может погибнуть».

Но это было недопустимо, абсолютно недопустимо! Мой мозг выбросил в кровь новую порцию адреналина. Я должен был убить эту тварь — быстро и бесшумно. И до меня только сейчас дошло, что нужно успеть сделать это еще до того, как Сен-Жермен со своими гулями наткнутся на меня или Нинон, — тогда шансов у нас действительно не останется.

Я что было силы рванулся вправо, освобождаясь от руки, впившейся в мою щеку, чувствуя, как рвется кожа и кровь снова начинает бить ключом. Я опять попытался лягнуть его, на этот раз целясь в копыто, а не колено. Вы когда-нибудь разбивали себе пятки? В общем, это очень-очень больно. Треснувшие копыта тоже должны болеть. Однако чудовище оказалось быстрее и успело отдернуть копыто, прежде чем я успел до него хотя бы дотронуться. Тогда я попытался заехать ему коленом в пах.

Я уверен, что попал, но безрезультатно. Зато силой вращательного момента нас отбросило к люку в крыше. Мы сделали два оборота, как пьяные танцоры, кружащиеся в венском вальсе, поскользнулись в луже крови, которая лилась из меня ручьем, и наконец наша пара распалась.

Я получил передышку. Левое копыто сатира застряло в одной из трещин, расколовших крышу. Еще немного, и он потерял бы равновесие и провалился в открытый люк. Я одним прыжком преодолел расстояние между нами и ударил его кулаком. Его иссушенная кожа порвалась, обнажив сморщенные внутренности. Я вывернул кисть и схватился за… Не знаю, что там попалось мне под руку — печень, желчный пузырь, аппендикс или что-то еще. Я не слишком часто посещал уроки анатомии, зато точно знаю, что все внутри было кожистым и сплеталось в один клубок. Я рванул внутренности, вытягивая их наружу, и прихватил в качестве бонуса узел кишечника. Он все еще был мягким и вязким, полным красноватой массы.

Существо замахнулось на меня и попыталось укусить, но вторым толчком я все-таки столкнул его в открытый люк. Кишки размотались и висели, брызгая кровью, но его это не остановило. Я так и застыл с раздутым канатом в руках, из которого сочилась кровь, изумленно глядя, как проклятая тварь, хлюпая, вползает назад. Чудовище оскалило зубы и потянулось ко мне, не сомневаясь в том, что я труп.

«Гордыня до добра не доведет». Так всегда говорил Кормак.