Наваждение

Вышло только на шестой раз. Наконец-то она приняла вертикальное положение. О беге трусцой думать еще рано, но двигаться, держась за стену, у нее, пожалуй, получится. Она подняла переноску — уже в единственном экземпляре, но все еще с размытыми очертаниями — и сунула ее под левую руку. Правую она держала свободной, чтобы в случае чего можно было воспользоваться пистолетом. Она бы и не прочь сделать карьеру истребителя мексиканских монстров, но план на день был уже перевыполнен.

Наконец, пошатываясь из стороны в сторону, Нинон выбралась наружу. Она приложила руку к виску, где уже начала расти изрядная шишка. Хватит изображать пай-девочку. Если так пойдет и дальше, то очень скоро ее просто пристрелят.

— Значит, ты уже познакомилась с mamita. То-то мне показалось, что она пролетала мимо. — С этими словами Мигель протянул ей фляжку и темные очки. На лице его было написано сочувствие. — Это скотч. Хлебни. У тебя шок. Очередной.

— Ты сказал «mamita»?

Нинон взяла фляжку, хотя при сотрясении врачи пить не советуют. Если Мигель сказал правду, то алкоголь сейчас на нее практически не повлияет.

— Старая, страшная, свирепая, летает, и изо рта у нее воняет? — Он замолчал и дотронулся до ее лица. Он был трезв как стеклышко. — Тебе сильно досталось?

— Не так чтобы очень… Но, похоже, мы не поладим. Она велела держаться от тебя подальше. — Она отступила от Мигеля на шаг и пригубила из фляжки. — Это было на самом деле? По крайней мере, выглядело очень реально.

— Ты имеешь в виду левитацию? И да, и нет. Я думаю, что большей частью это сила разума. Она убеждена в том, что летает, и эта ее убежденность настолько сильна, что передается окружающим. — Он на секунду умолк. — А может, и вправду левитирует. Я точно не знаю. Лично я так не умею.

Нинон сделала еще глоток. Коразон осуждающе заворчал.

— Твоя мать… Это нечестно, — пожаловалась она. — Мои родители мертвы. Мне некого на тебя спустить.

— Разве что кота! — Мигель заглянул в переноску. — Он выглядит весьма рассерженным.

— Он тоже не в восторге от mamita.

— Значит, у нас мысли сходятся. Давайте составим внутренний устав и организуем клуб по интересам, что ли?

— А ты не думал и ее убить? — брякнула Нинон. — Merde! Извини, Мигель, давай спишем это на потерю крови. Как я могла тебе такое предложить, ума не приложу!

Мигель некоторое время помедлил, потом нагнулся за переноской.

— Честно говоря, думал, — ответил он.

Нинон смотрела ему в спину, пока он шел к джипу. Мигель не прекращал ее удивлять.

Она решила, что стоит переиграть последние несколько секунд, о чем и сказала Мигелю.

— Хорошо. Если ты сделаешь вид, что моя мать на тебя не нападала. Боюсь, меня это сильно злит.

— Договорились. Я имею в виду, не дай Бог, конечно… Но когда-то и мы можем стать такими же.

— А ты добрая.

— Не совсем. Просто у меня тоже была мать. Но она была скорее энергетическим вампиром.

Мигель резко повернулся к ней, и она улыбнулась ему. Не в силах ничего с собой поделать, он улыбнулся в ответ.

— Привет, красавица!

Луи де Морней посмотрел вначале на нее, потом на медальон в своей испещренной прожилками руке. Солнце блестело в его редеющих, убеленных сединой волосах. Он забыл надеть парик.

— А ты ни капли не изменилась, — прошептал он. В голосе его слышался благоговейный трепет и страх. — Ни на день не постарела.

— Если бы ты видел сейчас мое сердце, то заговорил бы иначе, — ответила она, понимая, что не стоило его разыскивать. Ее появление вряд ли заглушит боль потери их сына. — Я всего лишь сон, Луи. Только сон. Я пришла сюда только для того, чтобы попрощаться, и уже ухожу.

— Нинон! — вскричал он, но не потянулся к ней, не оторвал взгляда от медальона. Она видела каждую слезинку, скатившуюся из его глаз и упавшую на мраморную кладбищенскую плиту, под которой был похоронен их сын.

Мужчины обладают тысячей преимуществ, недоступных женщинам. Поэтому я лучше стану мужчиной.

Нинон де Ланкло.

Чтобы построить любовь, нужен больший талант, нежели чтобы командовать армией.

Из письма Нинон де Ланкло.