Наваждение

Я скоро вернусь домой. Постарайся хранить спокойствие, ведь все под контролем. А что не под контролем – тоже скоро будет.

Знай, я всегда о тебе помню. И молюсь – то есть молилась бы о тебе, если бы молилась вообще.

Констанс

Пендергаст перечитал письмо, нахмурился.

– Что-то не так, сэр? – спросил Морис.

– Не могу понять… – Пендергаст обдумал прочитанное, затем отложил письмо и повернулся к верному слуге, протиравшему стол. – Надеюсь, Морис, вы посидите со мной в библиотеке.

Старый дворецкий замер от неожиданности.

– Простите, сэр?

– Неплохо бы после ужина выпить по стаканчику хереса, вспомнить старину. Нынче я в ностальгическом расположении духа.

Морис явно недоумевал, чем вызвано это весьма необычное приглашение.

– Благодарю, сэр. Позвольте мне только закончить уборку.

– Отлично. А я спущусь в погреб, подышу нам какую-нибудь заплесневевшую бутылочку получше.

Бутылочка нашлась не просто «получше» – херес «Идальго Олорозо» тридцатилетней выдержки.

Пендергаст отпил глоток, наслаждаясь сложным букетом: тона древесины и фруктов, послевкусие, которое, казалось, никогда не уйдет.

Морис присел на оттоманку, стоящую на иранском шелковом ковре, и до смешного напряженно застыл, прямой и недвижный в своем наряде дворецкого.

– По вкусу ли вам херес? – поинтересовался Пендергаст.

– Очень хорош, сэр, – ответил старик и сделал второй глоток.

– Пейте, Морис, – это согревает.

Морис повиновался.

– Хотите, сэр, я добавлю в камин полено?

Пендергаст покачал головой, снова огляделся:

– Странно… когда я здесь, меня всегда одолевают воспоминания.

– Неудивительно, сэр.

Пендергаст указал на большой глобус в деревянной оправе:

– Например, вспомнилось, как мы однажды сильно поспорили с няней – остров Австралия или же континент. Она считала, что остров.

Морис кивнул.

– А еще – тарелочки из веджвудского фарфора, которые украшали верхнюю полку вон того, – Пендергаст указал кивком, – шкафа. Помню, как мы с братом реконструировали взятие римлянами певкетского города Сильвия. Построенные Диогеном осадные машины оказались весьма совершенными: первый же снаряд угодил прямо в полку. – Он покачал головой. – Нас на месяц оставили без какао.

– Я отлично это помню, сэр, – сказал Морис, допив до конца.

Херес, похоже, начал действовать.

Пендергаст быстро наполнил рюмки.

– Нет-нет, я настаиваю, – сказал он, когда Морис попытался возразить.

Дворецкий кивнул и пробормотал «спасибо».

– Библиотека всегда была центром дома, – сказал Пендергаст. – Именно тут мы устроили праздник, когда я сдал школьные экзамены на высший балл. А дед репетировал здесь речи… помните, как мы усаживались вокруг и изображали публику – хлопали или свистели?

– Как будто все было вчера.

Пендергаст сделал глоток:

– И еще мы принимали здесь гостей после нашей свадебной церемонии в саду.

– Да, сэр. – Суровая сдержанность дворецкого слегка подтаяла, и Морис сидел уже не так напряженно.

– Хелен тоже нравилась эта комната, – продолжал Пендергаст.

– Еще как.

– Помню, она все вечера здесь проводила, занималась своей научной работой, читала технические журналы.

Лицо старого дворецкого растянулось в задумчивой, понимающей улыбке.

Пендергаст посмотрел на рюмку с золотистой жидкостью:

– Мы сидели тут часами, не говоря ни слова, просто наслаждались обществом друг друга. – Пендергаст помолчал и как бы между прочим заметил: – Морис, она никогда вам не рассказывала о том, как жила раньше, до знакомства со мной?

Дворецкий допил херес и деликатно отставил рюмку в сторону.

– Нет, она была молчаливая.

– А что вам больше всего в ней запомнилось?

Морис на миг задумался:

– Она любила чай из шиповника.

Настала очередь Пендергаста улыбнуться.

– Да, она его обожала. В библиотеке даже пахло всегда шиповником. – Пендергаст принюхался: теперь здесь пахло пылью, сыростью и хересом. – Боюсь, я слишком часто уезжал. Я все думаю – чем, интересно, она себя занимала, сидя одна в этом холодном доме?

– Иногда она уезжала по делам, сэр. Но больше всего времени она проводила вот здесь. Она так без вас скучала.

– Правда? А держалась всегда весело.

Пендергаст поднялся и опять наполнил рюмки. Дворецкий на этот раз протестовал весьма слабо.

– Во время ваших отлучек я ее часто здесь заставал, – сказал он. – Она разглядывала птиц.

Пендергаст замер.

– Птиц?

– Да, сэр, знаете, ту книгу, которую любил ваш брат, до того как… как с ним начались все эти беды. Большая такая книга, с гравюрами птиц, – она вон там, в нижнем ящике. – Дворецкий кивнул в сторону старого шкафа каштанового дерева.

Пендергаст нахмурился:

– Первое издание Одюбона?

– Оно самое. Я приносил ей чай, а она меня даже не замечала. Она его часами напролет листала.

Пендергаст довольно резко поставил рюмку:

– Хелен никогда не объясняла своего интереса к Одюбону? Быть может, о чем-то спрашивала?