Наваждение

— А ты как же тут останешься, пока я буду служить? Без любви? Если я заберу ее с собой?

Катя не сказала ни слова, просто подняла лицо, и ответ он прочел в ее голубых глазищах, которые казались в тот миг бездонными. И в них были глубины такого огромного бесконечного чувства, которого хватило бы им на двоих на всю жизнь, а может быть, и дольше, чем на жизнь. И на детей бы хватило, и на внуков… и даже на много-много поколений вперед.

— Подожди минутку, Катюш, — шепнул он.

Хотел было разложить прислоненную к стенке раскладушку, но потом махнул рукой и просто бросил на кафельный пол старый полосатый матрас.

Катя присела на это полинявшее ложе и попросила:

— Все-таки отвернись пока.

Он, чувствуя странную слабость в ногах, облокотился о створку балконной рамы и закурил, выдыхая дым наружу. Глядел на горящее небо, которое, как ему казалось, теперь от его сигареты начало еще и дымиться.

С замиранием сердца прислушался к тихим шорохам у себя за спиной, пытаясь распознать их значение.

Вот еле слышное: стук-стук. Это Катя поставила на кафель возле матраса туфли.

Сегодня она была не в тех, растоптанных, так хорошо ему знакомых, а в новеньких и изящных, наверняка позаимствованных у Лидии. Вспомнилось: «Мамина помада, сапоги старшей сестры»… В чужой непривычной обуви Катюша слегка прихрамывала…

Вот легонькое «щелк-щелк-щелк». Это она расстегнула кнопки на юбке…

Сама расстегнула, по собственной воле, и это после того, как он, точно грубый бесчестный насильник, так жутко распускал руки. Расстегнула, вместо того чтобы отхлестать его по щекам, чтобы презрительно плюнуть хаму в лицо, ведь он заслужил именно это…

Лучше бы она испугалась и ушла…

Боже, что он делает! Что они делают!

Нет, что делает она! Она сама…

— Уже можно, мой Демон…

Катя не была для Димы первой женщиной. У него к восемнадцати годам уже имелся довольно богатый и разнообразный сексуальный опыт.

«В мужчины» его посвятила вполне зрелая замужняя дама, цинично заявлявшая:

— С девственником переспать — все равно что молодой картошечки первый раз в году покушать: можно загадывать желание, и оно сбудется.

Димка тогда, хоть и «на новенького», неожиданно для самого себя оказался вполне на высоте.

Одеваясь в чужой спальне после того первого в жизни урока секса, он поинтересовался:

— Ну, загадала желание?

Истомленная, разнеженная дама протяжно, капризным тоном ответила, обвив его шею полными руками:

— Загадала: хочу еще молодой картошечки, добавку. Так что останься со мной еще, Димулечка. Мужа еще долго не будет, у него переговоры, а после — банкет.

Он отстранился, хмыкнув:

— Это уже не по адресу. Я больше не девственник, а значит — и не картошечка. Приятно было познакомиться, пока!

…После этого случая, вполне уверенный в себе, Дмитрий Поляков менял партнерш легко и часто.

Был у него, однако, свой кодекс чести, и победами он не хвастал. Во всяком случае, имен вслух не называл.

Но, собственно говоря, и называть-то было особенно нечего: нередко он даже не спрашивал имени у девушки, жаждущей с ним контакта, еще чаще — спрашивал лишь для того, чтобы тут же забыть.

Иветта, Жоржетта… Маша, Даша, Глаша…

Блондинка ли, брюнетка, худая или полная, темпераментная или холодная — это не имело большого значения!

Овладеть очередной женщиной стало для него почти таким же легким развлечением, как, к примеру, прокатиться на новом аттракционе в Луна-парке или отведать новое блюдо. Похождения по чужим спальням никак не затрагивали его души.

Катя, разумеется, ни о чем не догадывалась. А если б ей кто-то рассказал — наверное, не поверила бы, приняла бы за грязную, злую клевету. Ведь Димочка сам заверил ее, что они никогда не расстанутся! Значит — он любит ее, а все домыслы о его донжуанстве — от лукавого!

Так оно по большому счету и было. Дима любил ее. А с теми, другими, только развлекался, ведь его любимая оставалась еще подростком, с которой нельзя было позволить себе ничего лишнего… до сегодняшнего дня.

Дмитрий медленно раздевался, все еще не оборачиваясь, глядя на багровое небо с лиловыми росчерками вечерних облаков. Сейчас он вовсе не чувствовал себя уверенным, как обычно.

С Катей все иначе, чем с другими. Это не аттракцион и не ресторанное блюдо. И не проходной эпизод.

Катя делает ему прощальный подарок: отдает самое себя, всю, целиком. Для нее это священнодействие, для него тоже. Жертвоприношение на алтарь любви и верности.

Она — первая и единственная девушка, которую он привел к себе домой.

А потом, ведь она… Дмитрий сморщился, вспомнив выражение «молодая картошечка».

У нее-то все — в первый раз, и это накладывает на него какую-то особую ответственность, не так ли?

Очень хочется, чтобы для Катюши этот первый опыт оказался памятным на всю жизнь и запомнился бы как что-то самое, самое счастливое.

Сумеет ли он? Надо постараться быть и сильным, и нежным одновременно…

— Можно, можно, мой Демон. И нужно!

— Да… сейчас…

— Не бойся, ведь ты давно хотел. Значит, и я хочу. Я хочу этого, правда, поверь, иди ко мне! Иди.

— Иду.