Наваждение

— Вы и в самом деле считаете, что Брайт — ваш парень? — спросил Полито.

— Он как будто имеет отношение к двум насильственным смертям, причем одна из них сделала его богатым. Если ему заплатили, чтобы избавиться от Сафранов, мы получаем еще два убийства с финансовым мотивом. И насколько мы можем судить, с исчезновением Сафранов исчез и он.

— Неизвестно куда, — подтвердил Полито и улыбнулся. — Но это может означать совсем другое, док.

— Ему помогли исчезнуть, — кивнул я.

Полито пожал плечами.

— Возможно, — не стал спорить я, — но в данный момент у нас больше никого нет. Все, что вы можете сказать о Брайте, нам поможет.

— Я мало что знаю, даже несмотря на то что зять устроил мне допуск к своему официальному большому компьютеру. — Сэм щелкнул пальцами. — Вы верно сказали, парень просто пропал неизвестно куда. Когда выселили всех жильцов, никакого другого адреса у него не оказалось. Я не могу найти его следов ни в том районе, ни во всем Нью-Йорке: никаких налоговых деклараций, сделок с недвижимостью, водительских прав и всего остального. Все, что я могу вам дать, — это общее описание Дейла — каким он был восемь лет назад, — и то, что, когда я его допрашивал, он охотно отвечал на вопросы. Если бы парень этого не делал, я бы его заподозрил. Впрочем, я говорил с ним всего один раз — обычный допрос, как и с другими жильцами.

— Как он выглядел?

— Крупный, мясистый, лысый.

— Бритый?

— Гладкий череп и никаких волос.

Я вытащил мою копию фотографии Анселла Брайта с его калифорнийских водительских прав. Полито прищурил здоровый глаз.

— Ох, ну и меха, шубу можно сшить… но думаю, это он, хотя побожиться не могу.

— В этом-то все и дело, — кивнул я.

— Меняет внешность?

— Он голубой? — вопросом на вопрос ответил я.

— Женоподобным он мне не показался. Ваш парень тоже такой?

— Некоторые говорят, что да.

— Некоторые… вы хотите сказать, он постоянно притворяется?

Я рассказал ему о костюме ковбоя, клетчатой кепке старика и украденных лимузинах.

— Черные машины? — хмыкнул Сэм. — Возможно, это символ смерти. — Он отодвинул тарелку и коснулся рукой груди.

— Вы в порядке?

— Сердце барахлит. Этот парень оказался преступником, он сидел передо мной, а я его отпустил, и он пошел совершать новые преступления. Не слишком приятно об этом думать.

— Но он может оказаться невиновным, — заметил я.

— Если бы вы так думали, вас бы здесь не было. — Сэм еще раз взглянул на фотографию и вернул ее мне. — Нет, не могу сказать, он это или нет. И тот Дейл Брайт, с которым я разговаривал, вел себя как нормальный человек. Абсолютно никаких странностей.

Он допил вино.

— Должен сказать, доктор, разговаривая с вами, я все яснее понимаю, насколько предпочтительнее для меня было бы оказаться на озере. Давайте я доскажу все, что осталось, и двинусь в путь. Сегодня утром я отправился на квартиру к Корвуцу. Я говорил вам именно об этой встрече. Поболтал там со швейцаром, бывшим патрульным. Да, кстати, не тратьте на него время: если выяснится, что парень говорит о жильцах, его выставят. Он мне рассказал, что Корвуц — человек тихий, без проблем, женат, есть маленький ребенок, дает хорошие чаевые на Рождество. Дважды в неделю ужинает один, когда жена встречается с подругами. Вам повезло, сегодня как раз такой день. Привычкам не изменяет, ходит в один и тот же ресторан, любит итальянскую кухню.

— «Ла Белла», — кивнул я. — Он есть в моем списке.

Полито улыбнулся:

— А кто, по-вашему, составлял этот список? Итак, Корвуц ужинает рано, где-то в шесть — в половине седьмого. Рассчитывать на то, что он предложит разделить с ним пасту, не приходится, но, вернувшись в Лос-Анджелес, вы сможете сказать, что честно пытались напроситься.

— Корвуц ходит с охранниками?

— Он же не Трамп или Маклоу. Так, мелкий бизнесмен. Разумеется, относительно мелкий: продолжает жить в десятикомнатном кооперативе в здании, построенном еще в парке до войны. Он купил его много лет назад.

— А что Корвуц застраивает сегодня?

— Ничего. Собирает арендную плату.

— Ушел на пенсию? С чего бы это?

— Может быть, захотелось, а может, пришлось.

— Что вы имеете в виду?

— Для того чтобы сегодня играть в городе, нужно иметь большие деньги — миллиарды, а не миллионы.

— Ясненько, — кивнул я. — Как он выглядит?

— Извините, но фотографий нет. Парень машину не водит. Я только могу сказать, что восемь лет назад ему было пятьдесят три года. Маленький, в очках, рыжеватые волосы. Эдакий русский Вуди Аллен.

— Спасибо. Кстати, я прошелся мимо здания на Тридцать пятой улице. Там снова фабрика.

— Строго говоря, это склад тесьмы, док. Производят ее в Куинсе, а хранят на Тридцать пятой улице. Как же вышло, что после всей этой кутерьмы Корвуц так и не построил кондоминиумы? Я слышал, что он попал в некие финансовые тиски, но выкрутился. Потом рыночная ситуация ухудшилась и парень был вынужден продать часть недвижимости с убытком для себя, включая то здание, о котором мы говорим. Здесь ведь все нужно успеть сделать вовремя. Рынок снова сошел с ума, в Нижнем Ист-Сайде облагораживаются старые жилые дома, адская кухня полна яппи, только название теперь другое — Клинтон.