Навь и Явь

– Оставайся собой. – Берёзка отвернула лицо, подставляя мучительную соль слёз всепрощающему солнцу. – Не теряй своей сути в погоне за мечтами, какими бы светлыми они тебе ни мнились.

– Я готова ждать столько, сколько потребуется, – блеснула Гледлид ласковыми искорками в глубине потеплевших глаз.

– Не трать время своей жизни: ты можешь никогда не дождаться, – с грустной улыбкой покачала Берёзка головой. – Посмотри вокруг себя – может, и увидишь кого-нибудь...

– Я уже увидела. – Руки навьи тёплой тяжестью опустились на плечи Берёзки.

– Довольно об этом.

Берёзка не без усилия поднялась на ноги и устремилась в глубину сада, под колышущуюся сень яблонь. Ей отчего-то не хватало этого солнечного воздуха, ноги подкашивались и заплетались, словно все силы в один миг утекли из неё в землю. Наступив на собственный подол, Берёзка едва не упала, но внезапно очутившаяся перед нею Гледлид подхватила её.

Золотыми душистыми яблоками катились летние дни; черешни клонили тяжелые от спелых ягод ветви, и по дорожкам сада бегали ребятишки – так же, как и при Светолике. Огнеслава, подняв на руки Раду с Ратиборой, помогала им дотянуться до самых спелых и красивых черешенок. Сердце сжалось от синеглазого упрёка неба, и Берёзка смахнула слезинки со щёк. Галдящие со всех сторон девчушки протягивали ей корзинки, полные ягод – тёмно-красных, желтых, ярко-алых.

– Благодарю... Благодарю, мои хорошие, – растерянно бормотала Берёзка, пробуя черешню из всех лукошек. – М-м... Добрая уродилась!

Сладость мешалась в горле с солью слёз, а навстречу Берёзке шагала преобразившаяся Гледлид – в белогорской рубашке с алым кушаком и вышитой чёрной безрукавке. Волос на её голове стало существенно меньше: собранные в тугой конский хвост, они были подбриты сзади над шеей и на висках. До причёски оружейницы ей оставалось не так уж много.

– Что ты с собой сотворила? – не удержалась от смеха Берёзка.

– Говорю же – жарко у вас, – смешливо блеснула навья глазами сквозь пушистый прищур ресниц. – Непривычна я к здешнему лету, от зноя задохнуться можно.

Черешенки-близнецы покачивались на её пальце и горели на солнце яркими лалами; подразнив Берёзку ягодкой и позволив ей поймать её ртом, вторую навья съела сама. Знойная близость поцелуя обожгла губы золотой змейкой, и Берёзка отпрянула, а девчушки завели вокруг них шумный, хохочущий хоровод.

– А ну, пустите! – сердилась Берёзка, тщетно пытаясь вырваться из кольца.

А к ним бежали две девчонки с венками, в которых алели вплетённые черешни. Хоровод разомкнулся, и один венок водрузился на голову нагнувшейся Гледлид, а второй она надела Берёзке.

– Поцелуйтесь, поцелуйтесь! – требовали ребятишки, прыгая вокруг них.

– Да ну вас, – махнула рукой Берёзка и сердито зашагала прочь.

Открыв проход, она упала на деревянное сиденье в уединённой беседке, окружённой плотной стеной вишнёвых кустов, склонилась на стол и уронила голову на руки. Надрывный крик зрел в груди, сердце было готово лопнуть спелой черешней, а в беседку ступила нога в высоком чёрном сапоге. В белогорском наряде и с новой причёской навья выглядела странно, дерзко и притягательно, и Берёзка не знала, то ли швырнуть венок с ягодами ей в лицо, то ли позволить ей, коленопреклонённой, дотронуться до живота и поцеловать его... Впрочем, Гледлид и не спрашивала на это дозволения.

– Это уже слишком, навья, – еле справляясь с дыханием, пробормотала Берёзка.

– Прости меня, я ничего не могу с собой поделать, – улыбнулась та обезоруживающе и светло. – С каждым днём я нуждаюсь в тебе всё больше.

– Ты знаешь, что я не могу... Не могу, не могу! – С каждым «не могу» Берёзка ударяла кулаками по плечам навьи, пока не оказалась в её объятиях. Она рванулась, но сильные руки ласково и твёрдо удержали её.

– Мне больно видеть твои слёзы, – шепнула Гледлид. – Я хочу вернуть улыбку на твоё лицо... А пойдём-ка, посмотрим, как там наши розовые кусты.

Повинуясь её руке, Берёзка шагнула в проход. Цветник благоухал душным и густым, сладким дурманом; розы всех расцветок покачивали головками на ветру, а недавно посаженные кустики поразительно пышно разрослись, выпустив свои первые бутончики. Гледлид склонилась и дунула на один из них, и он распустился – одновременно с заплаканной улыбкой на губах Берёзки.

– Ну вот, уже лучше. – Пальцы навьи шутливо подцепили её подбородок и приподняли. – Прости меня, это я подговорила детей. Считаешь, глупая была затея?

Берёзка теребила венок и общипывала ягодки, сплёвывая косточки к ногам. Поднять взгляд на Гледлид казалось невыносимым и невозможным, но та сама заглянула ей в глаза с грустной нежностью, а потом дунула в сердце, и по жилам Берёзки заструилось хмельное тепло.

– Позволь мне быть тебе другом, – молвила навья. – Просто быть рядом, не требуя ничего. Лелеять твоё сердце, как вот эти розы... Беречь его и утешать, защищать. Всё, что мне нужно взамен – это твоя улыбка и твой животворный смех, от которого просыпается не только сад, но и сердца всех вокруг.