– Может, и слабоват отварчик: из молодой яснень-травы он... Не зря же её в начале цветения собирают. Не вошла она ещё в полную силу. Крепко в тебе эта гадость засела, дитятко... Но вы с Дарёнкой не тужите! Вот что мы сделаем: сейчас спать ложитесь, а утром матушку Левкину позовём, пусть тебя посмотрит. Может, она и подскажет, как тебе лечиться следует. – И, отвечая на ещё не заданный вопрос, проступивший во взоре Млады, Крылинка объяснила: – Матушка Левкина – новая Верховная Дева. Она к нам сама пришла и сказала, что Вукмира ей завещала за тобой приглядывать.
– Зовите уж кого угодно, – проговорила помрачневшая Млада глухо.
Зарянка мало-помалу успокоилась и вскоре крепко уснула на руках у Гораны, убаюканная тихим мурлыканьем. Её личико приобрело здоровый цвет, и у Дарёны отлегло от сердца, но угрюмо-подавленный вид Млады тут же снова набросил ей на душу тёмную пелену горечи.
– Всё будет хорошо, ладушка, – шепнула она, прижимаясь к плечу супруги. – Ты исцелишься непременно.
– Я-то – ладно, – вздохнула та. – Как Зарянку теперь кормить?
– Я могу попробовать, – сказала Горана, не сводя ласкового взора с личика спящей девочки. – С молозивом я уж замаялась, льётся и льётся... У Рагны только пятый месяц, а его уж столько – успевай тряпицы менять.
В дверях показалась Рагна в одной сорочке и наспех повязанном повойнике, протирая пальцами глаза.
– Ну у тебя, мать, и сон! – усмехнулась оружейница. – Зарянка на весь дом горланила – неужто не слыхала?
– Да что-то сморило меня, – сипловатым спросонок голосом ответила супруга. – Умоталась за день-то... А что с Зарянкой?
– Да с нею уже всё, кажись, хорошо. – Горана с лучиками улыбки в уголках глаз тихонько покачивала малышку на руках. – Вот только с молоком у Млады нелады вышли. Попробую я племяшку покормить, пока сестрица не исцелится. Не знаю, правда, хватит ли ей молозива...
– Ежели молозива много у тебя уже сейчас – значит, сама Лалада вам с Рагной велит кошку воспитывать, – с улыбкой молвила Крылинка. И добавила со вздохом: – Нужны кошки Белым горам, война многих унесла... Млада, Дарёнка, и вы тоже со второй дочкой не тяните. Как только Младуня поправится – рожайте.
– Спать, мать, живо. – Горана чмокнула супругу в висок. – Тебе отдыхать надобно.
– Ох, да сон что-то как рукой сняло, – хмурясь, покачала головой Рагна. – Что же стряслось-то? Отчего Млада кормить не может?
– Хмарь у неё в молоке оказалась, – проговорила Горана невесело. – Всё, всё, ступай. Зарянку уж яснень-травой отпоили, всё обошлось. А как Младу чистить да лечить, о том мы с матушкой Левкиной посоветуемся утром. Иди, спи. Всё наладится.
– Хмарь? – пробормотала Рагна, поддаваясь мягкому нажиму супруги. – Жуть-то какая... И откуда взялось-то только?..
Люльку с девочкой перевесили к постели Гораны, чтоб той было удобнее кормить Зарянку ночью, а Млада с Дарёной долго не могли уснуть, глядя на опустевший угол комнаты. Дарёна с тягучей, как осенний птичий крик, тоской понимала, что не может удержать супругу на краю бездонной тьмы уныния, в которую та неумолимо погружалась. Её устремлённый в одну точку взгляд снова сковывала та остекленелость, которую Дарёна отчаялась прогнать, пока часть души Млады пребывала в Озере.
– Лада... Ты меня слышишь? – испуганно затормошила она супругу.
Млада моргнула, пошевелила бровями, стрельнула в сторону Дарёны виновато-усталым, хмурым взглядом.
– Слышу, Дарёнка. Чего ты?
Судорожный вздох облегчения вырвался из груди Дарёны, холодные лапки мурашек пробежали по лопаткам, тая в тепле одеяла.
– Да у тебя опять глаза стали такие... пустые, – прошептала она. – Словно ты снова... погрузилась душой в это треклятое Озеро.
– Я с тобою, лада моя. – Вздох Млады согрел лоб Дарёны, губы прильнули к нему в коротком, но крепком поцелуе. – Давай спать.
– Не спится мне... Зарянки рядом нет – и сна нет, – с грустью призналась Дарёна.
– Не тревожься, с нею всё хорошо. Горана нас с тобой здорово выручает. – Рука Млады сладкой, долгожданной и тёплой тяжестью объятий скользнула на жену.
Так и промучилась Дарёна в тягостной, сушащей веки полудрёме до самого утра, то и дело вздрагивая от приснившегося голоса дочки. Он таял призрачным эхом в голубых предрассветных сумерках за окном, а Дарёна, упираясь локтем в подушку, ещё долго слушала загнанный стук своего сердца. Устав маяться, она села в постели, зарылась лицом в ладони и беззвучно заплакала.
– Лада... Что такое? Ты чего? – Голос Млады прозвучал совсем не сонно, словно и она ни разу не сомкнула глаз за всю ночь.
– Я не могу без Зарянки, – всхлипывала Дарёна.
– Дурашка ты моя, она ж просто в другой комнате, – с грустноватой улыбкой молвила Млада.
– Я привыкла, что она тут, всегда под боком... А когда её нет, мне чудится её голосок... – Дарёна пыталась унять слёзы, смахивая их пальцами и перебивая глубокими вдохами, но безуспешно – они продолжали литься тёплым градом по щекам.
– Ну-ну-ну... Лада! – Ладони Млады завладели её руками, и Дарёна очутилась в объятиях супруги. – Горана её только покормит – и весь день Зарянка в твоём распоряжении. Никто ж её у нас не отнимает!