Навь и Явь

Не могла она спать: её тянуло к деревьям Светолики, ласковым шелестом славшим ей привет от родных глаз, чья хрустальная синь навеки слилась с небом. В обширных стеклянных теплицах – одном из последних изобретений неутомимой княжны – смешно топорщили веточки юные саженцы привитой на вишнёвый корень черешни; росли они в бочонках и ждали этой весной отправки в белогорские сады, расположенные севернее Заряславля. Долго колдовала над ними Берёзка, окутывая нитями волшбы тонкие стволики и вкладывая всё нерастраченное тепло своего молчаливо скорбящего по супруге сердца. Знала она: Светолика обрадовалась бы, если б её черешня из Заряславля распространилась в Белых горах повсеместно. Белогорская дева и садовая кудесница Зденка помогла дереву прижиться здесь, на юге, но для покорения средней полосы и ближнего севера требовалось нечто большее, и это Берёзка надеялась осуществить своей волшбой.

– Вы мои хорошие, вы мои маленькие, – с нежностью приговаривала она, прогуливаясь вдоль теплиц и скользя по прозрачным стенкам пальцами. – Растите, черешенки, крепкими и выносливыми, чтобы не только Заряславль лакомился сладкими ягодками, но и все Белые горы.

– Кхм, – раздалось вдруг. – Доброго утра, госпожа Берёзка.

Этот холодно-звонкий, как весенняя капель, голос с навьим выговором коснулся её плеч морозным прикосновением, заставив вздрогнуть и напрячься. Его обладательница пока ничего, кроме приветствия, не произнесла, но он уже звучал ядовитой, лисьи-рыжей язвинкой, клюквенно-кислой и терпковатой.

– Здравствуй, Глед... лид. – Даже язык Берёзки спотыкался об это неуютное, твёрдое и скользкое, как ледышка, имя.

Навья в синем с золотыми галунами кафтане стояла, сияя в косом солнечном луче красновато-золотой короной своей гривы. Треугольную шляпу с алым пёрышком она держала в руке, а уголки её бруснично-румяных губ были приподняты в учтивой, но какой-то неприятной улыбке.

– Я, собственно, хотела принести в каком-то смысле... извинения, – проговорила Гледлид с лёгким поклоном. – Ты меня, кажется, избегаешь... Быть может, я тебя обидела неуместным словом? Или ты боишься? Поверь, опасаться меня не нужно. Мы не для того остались в Яви, чтобы причинять её жителям вред.

– Тебе показалось, – сухо ответила Берёзка, отводя взор от этого чувственно-красивого лица с яркими губами и светлыми, насмешливыми глазами. В каждом слове навьи ей мерещился подвох, а под сердцем ещё глухо роптало недоверие и к ней самой, и ко всем её соотечественникам. – Я не боюсь тебя и не избегаю намеренно, так уж само выходит. Дела, знаешь ли...

– Ну да, ну да, – скривился уголок рта Гледлид, а глаза колко заискрились холодными прозрачными льдинками. – Однако повод отлучиться находится с поразительным постоянством. Всякий раз, когда я появляюсь здесь, ты ускользаешь! Это слишком явная закономерность, чтобы списывать всё на стечение обстоятельств. Из чего я делаю вывод, что ты недолюбливаешь меня.

– Я слишком мало тебя знаю, чтобы любить или не любить, – сдержанно молвила Берёзка, ёжась от невидимых пальцев неуютного холодка.

– Ну так, может быть, стоит познакомиться, чтобы ты могла наконец определиться с отношением ко мне? – Гледлид, по-прежнему с непокрытой головой, приблизилась к Берёзке и остановилась у неё за плечом – рослая, почти как Огнеслава. – Как насчёт прогулки по саду? Его размеры впечатляют... Я тут ещё не всё видела. Вот, к примеру, что за деревца растут под этими стеклянными куполами?

Чтобы выставить навязчивую гостью, Берёзке не хватало полномочий: не чувствуя себя здесь хозяйкой, она не находила за собой и права указывать кому-либо на дверь. С усталым вздохом закатив глаза, она нехотя пояснила:

– Это черешня. Исконно на нашей земле она не росла, моя супруга привезла её из тёплых краёв. Я хочу попробовать создать новый, холодостойкий её вид, который мог бы плодоносить и в более суровых условиях.

– Черешня? Черешня... – Прохладные глаза навьи скользили по опрятным рядам саженцев, она будто пробовала слово на вкус. – А какие у неё плоды?

– Вкусные, сладкие. Небольшие и округлые, как ягоды, внутри косточка. Окраска бывает разной. Бывает красная, как... – Берёзка украдкой скользнула взглядом по сочным, налитым упругой поцелуйной силой губам Гледлид. – Как кровь. Или золотисто-жёлтая с румянцем. Моя супруга вывела несколько видов.

– Весьма, весьма любопытно, – покивала головой навья. – А вон те цветущие деревья как называются?

– Это – груши и яблони, – ответила Берёзка, направляясь под душистый шатёр пышных крон. – Их плоды крупные, с кулак и больше. Яблоки – шарообразные, груши – вытянутые, у плодоножки заострённые, а книзу широкие... В них тоже много сладкого сока, а мякоть белая, рассыпчато-твёрдая, духовитая. У груш даже немного мёдом отдаёт...

– Даже слюнки потекли, – усмехнулась навья, следуя за девушкой. – Ты так вкусно описываешь, что захотелось всё это попробовать!

Они неспешно прогуливались по дорожкам: Берёзка рассказывала и показывала, а навья, заложив руки за спину, слушала и кивала.