Навь и Явь

Через три дня они остановились у лесного дома. Подпираемый сваями, он уединённо устроился среди сосен на склоне холма, и подниматься к входной двери приходилось по гранитным ступенькам-плитам. Рядом с домом журчал ручей, перекатываясь по каменистому руслу; такое его расположение было весьма удобным для хозяйки, которая как раз набирала воду. Завидев гостей, она оставила вёдра на земле и выпрямила свой упругий и гибкий стан, схваченный на талии широким кушаком. Подобрав подол чёрной, вышитой клетчатым узором юбки с передником, женщина направилась к колымаге. Шагала она прямо и уверенно, осанкой своей уподобляясь сосновым стволам, а подбородок держала высоко и гордо, щеголяя лебяжьи-изящной шеей. На щеках около уголков полного, чувственно сложенного рта играли предвестники улыбки – ямочки; глаза цвета золы смотрели дерзко и зорко, смело изучая прибывших незнакомцев, но в их прищуре чудилось горьковато-спокойное всеведение: казалось, уже ничто на свете не могло удивить их обладательницу. Волосы женщины прятались под шапочкой с белым платком, но на виске дерзко выбивался непослушный тёмно-русый локон.

– Привет тебе, Велизара! – звонко окликнула она начальницу отряда, упершись одной рукой себе в бок. – Что за гостей ты к нам привела? Ух, сколько народу-то! Всех, поди, ещё и кормить надо?

– Моя супруга Рынега, – представила хозяйку Велизара потеплевшим голосом. – Насчёт угощения не беспокойся: мы тут проездом, долго рассиживаться нам некогда, к начальству путь держим. А вот баньку приготовь, потому как гостям нашим западным полное очищение нужно. Отвар яснень-травы есть?

При слове «западные» улыбчивые ямочки Рынеги скрылись, а глаза посерьёзнели. Всадников она оглядела настороженно, а завидев вылезавшую из колымаги Берёзку, вновь посветлела взором.

– Найдётся отвар, – ответила она. – Крепкий да сильный, на воде из Тиши; думаю, всем по кружечке хватит. А баньку сей же час изладим.

Вопросов она не задавала. Скоро банная труба закурилась дымом, а приветливая хозяйка оделила всех гостей квасом. Рассевшись прямо на траве у ручья и передавая друг другу ковш, дружинники утоляли жажду, а Рынега подошла к Берёзке.

– А тебе и чиститься не надо: у тебя хмари нет ни снаружи, ни внутри, – сказала она, с приветливыми лучиками улыбки в уголках глаз разглядывая девушку. – Будто ты и не с запада вовсе... Вот только бледненькая ты что-то. Хвораешь?

Ясные, живые и светлые, как солнечный полдень, глаза Рынеги очаровали Берёзку. Она душой чуяла: хозяйке лесного дома можно было поведать обо всём без утайки, поговорить по душам – по-женски, по-сестрински.

– Я ребёночка потеряла, кровь долго не унималась, – призналась девушка. – Думала – не доеду до Белых гор.

С печалью и мягким сочувствием женщина дотронулась до плеча Берёзки.

– Не горюй... Какие твои годы? Ещё родишь. А сейчас тебе мясо кушать надо. И печёнку – прямо сырую можно. И яблоки. Ну, отдохни пока тут, а я пойду ещё дровишек подкину.

Усевшись на поваленный ствол в сторонке от всех, Берёзка молча слушала золотистый звон ветра, ворошившего солнечные вершины сосен. Даже одиночество было здесь необременительным: мудрые деревья умели слушать с почти людским состраданием.

Когда баня натопилась, Рынега позвала отдыхавших у ручья воинов:

– Айда мыться да париться, гости дорогие! Раз уж вы в Белых горах, надо вам пыль западную с себя смыть... Там в предбанничке я вам отвар очистительный поставила – чтоб каждый из вас по полной кружке выпил! Пить – не хитрить! Кто не выпьет, по тому видно будет. Меня не обманешь!

Пригожа была хозяйка, тепла и живительна, как костерок, и усталые мужчины повиновались её весёлому натиску охотно, с усмешками. Освободившись от кольчуг, дружинники отправились в баню, а вместе с ними и Соколко с Боско.

– А венички я вам тоже с яснень-травою приготовила, – напутствовала Рынега, стоя у банной двери. – Её тут целая полянка поблизости растёт, оттого травушки этой у меня всегда вдоволь.

Погрузив пальцы в хрустальные струи, Берёзка ёжилась, но наслаждалась. Холод ручья отзывался ломотой в суставах, но стоило вынуть руки из воды, как их охватывал жар не хуже банного. Всю боль, всю усталость и печаль забирала земля, оставляя Берёзке взамен тихое ощущение грустноватого счастья, а воздух, напитанный сосновой смолистой горечью, струился в грудь целебным зельем.

– Как здесь чудесно, – прошептала она с улыбкой, отдыхая взглядом в лесной дали, где за частоколом стволов пряталась пропахшая грибным и ягодным духом сказка. – Забрать бы батюшку Стояна, матушку Милеву, сестриц и Драгаша да и поселиться тут навсегда...

Рынега тем временем потчевала квасом кошек, ждавших своей очереди в баню. Велизара отлучилась куда-то, а вернулась с мокрыми волосами и связкой сёмги. Тяжёлые аршинные рыбины холодно блестели чешуёй и бились, пока женщина-кошка их не приколола кинжалом. Хрясь! Клинок вошёл рыбе в хребет, и она перестала трепыхаться. Берёзка чуть вздрогнула и отвернулась. Кошки ели улов сырьём, только очистив от чешуи и потрохов да слегка присолив.