Nautilus Pompilius

Московские команды в силу разных причин расшевелить на сотрудничество не удалось. В Питере группа “Выход”, с которой в тот момент сотрудничал Сакмаров, сделала оригинальную трактовку “Прогулок по воде”, а “Аквариум” с большим проникновением записал “Я хочу быть с тобой” – с Бутусовым на втором вокале. Остальные композиции “добили” в Свердловске, причем особенно любопытными получились “Летучий фрегат” в исполнении Насти (с аранжировкой Егора Белкина) и “Эта музыка будет вечной”, которую аранжировал и исполнил Алик Потапкин (с Вадиком Самойловым на подпевках). Новые версии этих композиций так понравились группе, что какое-то время они даже исполнялись на “живых” концертах “Наутилуса”.

Параллельно продюсерской работе над “Отчетом” Кормильцев начал ездить с группой по стране. Находясь в самой гуще свердловского рок-н-ролла 80-х годов, он не питал особых иллюзий на тему образа жизни рок-группы на гастролях. Но то, что он увидел в “Наутилусе”, потрясло даже его.

Хождение по мукам

Вспоминает Кормильцев:

Съездив в несколько городов вместе с группой, я увидел, что ситуация внутри коллектива попросту невыносимая. Работать с новым материалом ни у кого не было ни малейшего желания. Порой даже старые композиции исполнялись “Наутилусом” ниже всякой критики.

Апофеоз наутилусовского “расцвета упадка” произошел весной 1993 года на концерте в Вильнюсе, когда песню “Тихие игры” группа пыталась начать шесть (!) раз. Шесть раз три человека либо начинали играть в разных тональностях, либо Бутусов забывал первый куплет им же написанного текста. Это было сильное зрелище.

В паузах между концертами “Наутилус” напоминал банду анархистов, возглавляемую вечно пьяными гитаристами. Всеобщая озлобленность и истерические демонстрации протеста постепенно становились нормой. В конце концов Кормильцев не выдержал подобного стиля жизни и напрямую спросил Бутусова: “Слава! Ты еще не устал от этого?”

Причиной резкого ухудшения отношений между музыкантами были бесконечные гастроли, следствием которых оказались накопившаяся усталость и раздражение. Основное место в этой нервной обстановке занимал Егор Белкин – с характерной для него прямолинейностью, повышенным чувством справедливости и постоянной нацеленностью на “выяснение отношений”. К тому, что пил он просто ведрами, добавлялись его непрерывные финансовые подозрения на тему того, что “папики нас обманывают”.

Феномен нервозности Белкина и особенности его тогдашней психологии уходили корнями в почти что сказочные времена создания “Урфина Джюса”. Даже в те беззаботные дни он умудрялся найти повод для политических интриг.

В одном из архивных интервью Белкин вспоминал:

Когда Пантыкин предложил мне попробовать поиграть в его группе, я сначала хотел отказаться. У меня тогда был свой проект, но меня смутило то, что на Пантыкина в то время было множество всяких поползновений. Его тогда дико плющили – и я из принципа решил остаться.

Спустя шесть лет история с защитой угнетенных от угнетателей повторилась почти без изменений – правда, уже в “Наутилусе”. По крайней мере, в версии Белкина причины его появления в группе в 1988 году выглядели следующим образом:

В гробу бы я видел “Наутилус” вместе с его музычкой, если бы не Бутусов. Попробуйте поработать столько концертов, потусоваться с таким говном. Слава остался почти один.

В “Наутилусе” последнего созыва у Белкина почти сразу же резко обострились отношения с Джавадом.