Наука умирать

Ушёл поручик, злыми глазами осмотрел камеру охранник, загремел замком, и вдруг стало тоскливо в этом возвращённом одиночестве в ожидании возможной скорой Смерти. Спорил с ним, пытался сказать нечто обидное, а ведь что-то нравилось в этом человеке и не только потому, что он искренне хотел спасти его и других генералов от самосуда. Вообще-то, конечно, именно его Линьков хотел спасти. За остальных тоже, может быть, формально вступился, но чувствовалось, что к Деникину и другим относится равнодушно.

Об этом Линькове, о его слишком правильных выскакиваниях думалось, как о юнкерах или о молодых офицерах, прибывших на учёбу в Академию Генштаба. Смотрел на них доброжелательно, вспоминал себя таким и думал, насколько вырос по сравнению с ними, не годами, конечно, не чинами, а пониманием действительной жизни, службы, войны. Но что общего у него с этим революционером? Чем он похож на молодого офицера, приступающего к изучению тактики современного боя? Тем, пожалуй, что так же верит в революционные лозунги, в революционную справедливость, как он сам когда-то верил в тактико-стратегические истины из учебников, в «Науку побеждать». «Пуля — дура, штык — молодец»? А если «максим», если 600 выстрелов в минуту, тогда кто молодец? Почему при Наполеоне не рыли окопы от Балтийского до Чёрного? Выйдешь на поле боя — сам думай, а не Устав вспоминай.

Вот и революционный поручик. Начитался о парламентах и гильотинах, а теперь сам думает...

Бердичев — не самый красивый город России, а если выйти на дорогу, ведущую от тюрьмы на поляну, да ещё после сильного дождя, да ещё под рваными мутными остатками туч, то считай, что попал в помойную яму. Именно по этой дороге поведут генералов, чтобы в грязь их вколотить и в грязи похоронить. Поручик Линьков, член армейского комитета, социал-демократ большевик ничего не мог возразить против формулировки: «Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Деникин отчисляется от должности главнокомандующего с преданием суду за мятеж». Тот сам разослал в войска фронта телеграмму, в которой выразился совершенно определённо: он не поддерживает Временное правительство.

Командуя десятками тысяч людей, вверенных ему правительством, отказаться от подчинению правительству — это государственная измена, военно-полевой суд, смертная казнь! Начальник штаба фронта генерал-майор Марков поддержал телеграмму Деникина. Значит, тоже смертная. Почему же суетится поручик Линьков, революционер, большевик? Да и не он один.

Митинг — несколько тысяч людей в серых шинелях. Изредка встречаются и местные гражданские — в основном молодые евреи — и даже матросские бушлаты. Трибуна обита красным кумачом. Вот как раз поднялся матрос. Привычно, по-митинговому закричал:

   — Товарищи солдаты! Мы принесли вам братский привет от революционных матросов Черноморского флота!.. Мы полностью одобряем...

Линьков протолкался к трибуне, позвал знаком помощника комиссара фронта Костицына, стоявшего у её подножия. Тот подошёл, безнадёжно махнув рукой в сторону трибуны.

   — Все крови жаждут.

Моряк тем временем выкрикивал: «Смерть контре!» Па бескозырке новая ленточка: «Свободная Россия», бушлат перепоясан патронными лентами, на боку — маузер.

   — Откуда моряки?

   — Иорданский вызвал. Ему нужна большая поддержка, чтобы с генералами расправиться.

Костицын — во френче без погон, гражданский из питерских, спокойный, понимающий. Линьков попросил его рассказать подробнее, как возникла эта безумная идея расправы.

   — Иорданский же старый меньшевик, а на коне-то сейчас большевики, — презрительно сказал Костицын. — Хочет к ним перекинуться, а для этого надо выслужиться перед Лениным за счёт генералов. Сам же знает, что судить надо сразу всех, умеете с Корниловым. И судить в Питере без митингов. Я был в Могилёве в вагоне Керенского, когда обсуждали этот вопрос...

Митинг продолжался, выходили новые ораторы, и почти все требовали казни генералов. Под эти горячие речи и выкрики толпы Костицын рассказал о совещании с Керенским. Линьков, зная Керенского, легко представил, как напористый Иорданский запугивал нервного правителя: если немедленно не предать суду Деникина и других генералов, заключённых в Бердичеве, он за фронт не отвечает! Председатель Чрезвычайной следственной комиссии Шабловский выразил сомнение в том, что весь фронт требует суда. Керенский попытался обмануть и перехитрить всех: мол, судите генералов в Бердичеве, но если будет Смертный приговор, то он его не утвердит. Шабловский на это не пошёл и заявил, что долг комиссара правительства не идти навстречу несознательной и возбуждённой массе, а разъяснить людям, что надо подчиниться закону. Керенский, как обычно, ушёл от решения и приказал комиссии выехать на место и там вынести решение.

Тем временем продолжались буйные речи.

   — Братцы! — кричал солдат с трибуны. — Кто приказами ввёл смертную казнь на фронте? Кто? Они ввели. Корнилов с Деникиным и прочими. Вот пущай и идут на смерть по своему приказу, ежели они честные генералы. Или они генералы только для того, чтобы нашу кровушку пить?..