Наука поэзии

Не было скучно и трудно опиливать чище работу.

Вы, о Помпилия кровь! Не хвалите поэмы, покуда.

Десять раз исправляя ее и долгое время,

Автор до самых ногтей не довел ее совершенства!

Пусть говорит Демокрит, что гений счастливей искусства,

Пусть здравоумных поэтов сгоняет с высот Геликона!

Многие, веря ему, отростили бороду, ногти,

И убегают людей, не ходят даже и в баню!

Как не достигнуть им славы поэтов, когда не вверяют

300 Никогда своей головы брадобрею Лицину,

Неизличимой ничем - даже трех Антикир чемерицей!

О я несмысленный! Стало, напрасно весенней порою

Я очищаюсь от желчи! Если б не это, всех лучше

Я бы писал, но с условьем таким не хочу быть поэтом!

Стану же должность бруска отправлять я: сам он не режет,

Но зато он железо острит. - Сам писать я не буду,

Но открою другим, что творит и питает поэта,

Что прилично, что нет, в чем искусство и в чем заблужденье!

Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!

310 Книги философов могут тебя в том достойно наставить,

А выраженья за мыслью придут уже сами собою.

Ежели знает поэт, чем обязан он родине, дружбе,

В чем родителей, братьев любовь, в чем обязанность к гостю.

В чем долг сенатора, должность судьи и в военное время

Власть предводителя войск, - несомненно тот и в поэме

Каждому может лицу дать приличные званию речи!

Нравы советую я изучать наблюдением жизни,

Из нее почерпать и правдивое их выраженье!

Часто комедия, блеском речений и верностью нравов,

320 Хоть и чуждая вкуса и чуждая силы искусства,

Больше народ забавляет и больше его занимает,

Нежели скудная действием, звучно блестя пустяками!

Грекам Муза дала полнозвучное слово и гений,

Им, ни к чему независтливым, кроме величия славы!

Дети же римлян учатся долго, с трудом, но чему же?

На сто частей научаются асе разделять без ошибки.

"Сын Альбина! скажи мне: если мы, взявши пять унций,

Вычтем одну, что останется?" - Третья часть асса. - "Прекрасно!"

Ну, ты именье свое не растратишь! А если прибавим

330 К прежним пяти мы одну, что будет всего?" - Половина.

Если, как ржавчина, в ум заберется корысть, то возможно ль

С нею стихов ожидать, в кипарисе храниться достойных?

Или полезными быть, иль пленять желают поэты,

Или и то, и другое: полезное вместе с приятным.

Если ты учишь, старайся быть кратким, чтоб разум послушный

Тотчас понял слова и хранил бы их в памяти верно!

Все, что излишне, хранить понятие наше не может.

Если ты что вымышляешь, будь в вымысле к истине близок:

Требовать веры во всем - невозможно; нельзя же живого

340 Вынуть из чрева ребенка, которого Ламия съела.

Старые люди не любят поэмы, когда бесполезна,

Гордые всадники - все поучения прочь отвергают.

Всех голоса съединит, кто мешает приятное с пользой,

И занимая читателя ум, и тогда ж поучая.

Книга такая и Сосиям деньги приносит; и славу,

Долгих лет славу поэту дает, и моря проплывает.

Есть и такие ошибки, в которых поэт невиновен;

И струна не всегда повинуется пальцу и слуху;

Часто звук острый она издает, хотя низкого ждешь ты,

350 Но не всегда ведь из лука стрела долетает до цели!

Если поэма полна красотою обильной и блеском,

То извинительны ей те пятна, которых небрежность

Или бессилье натуры людской не умели избегнуть.

Но как не ст_о_ит прощенья такой переписчик, который

Вечно привык на письме все к одной и все той же ошибке,

Как смешон музыкант, не в ладу все с той же струною,

Так и небрежный поэт мне покажется тотчас Херилом;

Встретя хорошее в нем, и дивлюсь и смеюсь! Но досадно,

Если и добрый наш старец Гомер иногда засыпает!

360 Впрочем, в столь длинном труде иногда не вздремнуть невозможно!

Так же как живость, нас и поэзия, сходная с нею,

Часто пленяют вблизи, иногда же в одном отдаленьи.

Эта картина прекрасна в тени, а другая, которой

Острое зренье судьи не вредит, превосходна при свете.

Эта понравится раз, а другую раз десять посмотрят.

Старший из братьев Пизонов! Хоть верен и вкус твой и разум,

И хоть голос отца для тебя превосходный наставник,

Но не забудь, что тебе я скажу! Есть предметы, в которых

Даже посредственность всеми терпима и может быть сносной.

370 Так юрисконсульт иной, хотя красноречия силой

Не сравнится с Мессалой, ни знаньем с Касцелием Авлом,

Но уважают его. А поэту ни люди, ни боги,

Ни столбы не прощают посредственность: всем нестерпима!

Как за приятным обедом нестройной симфонии звуки,

Запах грубых мастик, мак, смешанный с медом сардинским,

Всем досаждают затем, что обед и без них обошелся б:

Так и поэзия, быв рождена к наслаждению духа,

Чуть с совершенства сойдет, упадает на низкую степень!

Кто не искусен в бою, - уклоняется с Марсова поля,

380 Тот, кто ни в обруч, ни в мяч, ни в диск играть не искусен,

Тот не вступает в игру, чтоб не подняли зрители хохот;

Только несведущий вовсе в стихах их писать не стыдится.

Что же ему не писать! Он свободный, хорошего рода,

Всадничий он капитал объявил и во всем без порока.

Нет! ты не будь таковым! Не пиши без согласья Минервы!

Ты рассудителен: знаю. Когда что напишешь, то прежде

Мекия верному слуху на суд ты должен представить,

Или отцу, или мне, и лет девять хранить без показу!

Втайне свой труд продержавши, покуда он в свет не явился,