Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель эго

Хобсон: Возникающее временами сознание, что человек на самом деле видит сон, представляет собой чрезвычайно информативную деталь современной науки о сновидениях. Тот факт, что такую проницательность можно вызывать намеренно, значительно оживляет сюжет. Совокупность данных предполагает, что осознание, сопровождающее сновидческую активность мозга, как пластично, так и каузально. Оно пластично, потому что рефлексивное сознание возникает иногда спонтанно, но при упражнении проявляется чаще и с большей силой. Оно каузально, потому что осознанность может быть усилена настолько, чтобы изменять обстановку сновидения и определять время пробуждения, улучшать запоминание и иногда обретать контроль над сновидением. Я считаю осознанные сновидения реальными, обладающими силой и информативными.

В отношении третьего пункта: нам, благодаря Стивену Лабержу, уже известно, что осознанные сновидения возникают в фазе быстрого сна, и мы можем предсказать, что во время осознанного сновидения в фазе быстрого сна избирательно деактивированная дорсолатеральная префронтальная кора вновь активируется, так что показ сновидения, исходящий из таламуса и Варолиева моста, переходит под сознательный контроль. Я полагаю, что эта теория — которая доступна проверке — содержит ответ на многие фундаментальные вопросы нейробиологии и философии: например об отношении активности мозга к сознанию и о причинности сознания — к свободе воли.

Если, как я предполагаю, дорсолатеральная префронтальная кора действительно реактивируется при осознанном сновидении, в то время как показ сновидения посредством Варолиевого моста и таламуса продолжается, то презираемый Дэниелом Деннетом картезианский театр в самом деле существует. Одна часть мозга — расположение исполняющего эго — пробуждается и наблюдает, а то и направляет показ сновидения, вызванный на экране сознания активацией Варолиева моста, таламуса, коры и лимбической системы. Съешь свое сердце, Дэниел Деннет!

Мимолетность и хрупкость состояния осознанного сновидения свидетельствует о его маловероятности и неадаптивной природе. Осознанное сновидение требует особого внимания, которого заслуживают все подобные поучительные редкости. К сожалению, оно вряд ли получит это внимание. Причина тому — сложность выполнения экспериментов и отсутствие гарантии успеха. Это стало бы преградой и для более обыденных предприятий в нейробиологии, но осознанные сновидения уже заслужили дурную славу, потому что (а) многие ученые все еще не верят в их реальность, (б) многие не доверяют данным Лабержа о том, что они происходят в фазе быстрого сна, и (в) многие близко не подойдут к проблеме осознанных сновидений из страха получить клеймо чокнутых! Вам, Томас Метцингер, этот страх должен быть хорошо понятен.

Метцингер: Ну я, конечно, понимаю, о чем вы говорите. Правильной стратегией было бы не объявлять такие области табу, а вторгаться в них с открытым умом, без предрассудков, с научной рациональностью. Основная проблема, конечно, в том, что как реалисты мы должны признать, что возникающие сейчас области науки о сознании населены не святыми-философами, стремящимися исключительно к самопознанию. Не менее мощным двигателем является то, что я иногда называю «тефлоновой дарвиновской машиной» академического мира, — грубые карьерные интересы, борьба за деньги и внимание. Ученые, разумеется, такие же самоподдерживающиеся, избегающие риска эго-машины, как все. Грустно признать, что исследования осознанных сновидений пока не слишком продвигаются.

Хобсон: На мой взгляд, с которым согласятся немногие, вряд ли даже Томас Метцингер, нам надо работать над наукой субъективности. Для использования данных от первого лица нужна и осторожность, и разносторонность. Отчеты о сознательном опыте следует собирать у разных людей, находящихся в разных состояниях. Эти отчеты следует строго оценивать, а состояния, с которыми они связаны, необходимо объективировать. Состояния мозга нужно полнее характеризовать с применением всего арсенала техники, включая ПЭТ и МРТ у людей, клеточные и молекулярные анализы у животных, поведенческие тесты людей и тому подобное.

Кто будет всем этим заниматься? Насколько мне известно, я единственный в мире, кто хотя бы пытался. Говорю это со всей приличествующей честностью и скромностью, доходящей до самоуничижения. Я горжусь своими достижениями, но вполне понимаю, когда мою работу критикуют как погоню за ветром в поле. Сутью моего подхода я обязан эмергентным¹⁷ гипотезам таких великих ученых, как Роджер Сперри, и великих философов подобных Вильяму Джеймсу. Такие мыслители немногочисленны и редки.