2. Аналогия тем поверхностнее, чем в большей мере то всеобщее, в котором оба единичных составляют одно и согласно которому одно [единичное] становится предикатом другого, есть только качество или – если брать качество субъективно тот или иной признак, когда тождество обоих принимается здесь просто за сходство. Но такого рода поверхностность, к которой форма рассудка или разума приводится тем, что ее низводят в сферу одного лишь представления, не должна была бы вообще иметь места в логике. – Не подобает также представлять бóльшую посылку этого умозаключения так, чтобы она гласила: «То, чтó сходно с каким-нибудь объектом в некоторых признаках, сходно с ним и в других признаках». В этом случае форма умозаключения выражена в виде некоторого содержания, а эмпирическое содержание, которое, собственно говоря, только и следует называть содержанием, целиком переносится в меньшую посылку. Подобным же образом вся форма, например первого умозаключения, тоже могла; бы быть выражена в виде его большей посылки: «Тому, чтó подведено под иное, которому присуще нечто третье, присуще также это третье; а так как…» и т. д. Однако в самом умозаключении дело идет не об эмпирическом содержании, и обращать его собственную форму в содержание большей посылки столь же маловажно, как если бы вместо этого взяли любое другое эмпирическое содержание. Но так как в умозаключении аналогии дело должно было идти не о том содержании, которое заключает в себе только отличительную форму умозаключения, то и в первом умозаключении точно так же дело идет не об этом содержании, т. е. не о том, чтó делает умозаключение умозаключением. – Дело всегда идет о форме умозаключения, все равно, имеет ли оно своим эмпирическим содержанием самое эту форму или что-то другое. Таким образом, умозаключение аналогии – это особая форма, и нет основания не считать его таковой лишь потому, что его форма может, дескать, быть сделана содержанием или материей большей посылки, а материи-де логика не касается. – В умозаключении аналогии, как и, пожалуй, в индуктивном умозаключении, на эту мысль может навести то, что в них средний, а также крайние члены более определенны, чем в чисто формальном умозаключении, и поэтому определение формы, так как оно уже не просто и не абстрактно, должно представляться также определением содержания. Но то обстоятельство, что форма определяет себя как содержание таким образом, есть, во-первых, необходимое развитие того, чтó относится к форме, и потому существенно касается природы умозаключения; но поэтому же, во-вторых, такое определение содержания нельзя считать таким же, как некоторое другое эмпирическое содержание; и абстрагироваться от него.
Если рассматривать форму умозаключения аналогии в такой формулировке его большей посылки: «Если два предмета сходятся в одном или в нескольких свойствах, то одному из них присуще еще и иное свойство, имеющееся у другого предмета», – то может показаться, что это умозаключение содержит четыре определения, quaternionem terminorum, – обстоятельство, которое затрудняло бы приведение аналогии к форме формального умозаключения. – В умозаключении аналогии [в этом случае] даны два единичных, в-третьих, одно свойство, непосредственно принимаемое за общее [обоим единичным], и, в-четвертых, другое свойство, которым одно единичное обладает непосредственно, а другое единичное приобретает его лишь через умозаключение. – Это происходит оттого, что, как оказалось, в умозаключении аналогии средний член положен как единичность, но непосредственно также как истинная всеобщность этой единичности. – В индукции кроме двух крайних членов средний член есть неопределимое множество единичных; в этом умозаключении можно было бы поэтому насчитать бесконечное множество терминов. – В умозаключении общности всеобщность среднего члена дана еще только как внешнее относящееся к форме определение общности; в умозаключении же аналогии она дана как существенная всеобщность. В приведенном выше примере средний термин «земля» берется как такое конкретное, которое по своей истине есть в такой же мере всеобщая природа (или род), как и нечто единичное.