– Ну да. Куда-то приезжать – это конец твоей дороги. Своего рода маленькая смерть. А когда едешь, то кажется, что впереди целая жизнь.
– Хорошо, давай поедем куда-нибудь.
Она обеспокоенно посмотрела на показатели бензина.
– Может, не стоит? У тебя и бензина мало, да и дорогой он. Уж лучше давай в кино сходим. Или музей.
– Это на тебя такое впечатление произвели мои слова о средней зарплате? Ты опять еще и расходы предложи пополам поделить. Вот тогда я точно обижусь.
Милена именно это и хотела сказать, поэтому огорченно прикусила нижнюю губу.
– Ага, именно это ты и надумала! – догадался он. – Знаешь, дорогая, для настоящего мужчины это оскорбление.
– Ничего не вижу оскорбительного в том, чтоб делить все расходы поровну.
– А в семейной жизни как? Кто, как ты думаешь, должен содержать семью? Опять оба?
– В принципе да. Когда жена не… – тут она смущенно запнулась.
– Для медика ты слишком застенчива, моя дорогая. Но я доскажу за тебя: когда жена не беременна и не ухаживает за ребенком. Так?
– Да, это я и хотела сказать! – мягко согласилась она. – Но когда просто знакомые, то расходы должны ложиться на всех.
– Извини, но воспитание у меня посконное такое, кондовое, я бы даже сказал, поэтому пока ты со мной, за все плачу я. И без возражений! И учти – ты мне ничего не должна! А то у меня такое чувство, что как раз этого ты и опасаешься.
Милена чуть порозовела. Что такого, если она не хочет ни от кого зависеть? А когда мужчина платит за тебя, это своего рода покупка, разве не так? И вообще, она не любит чувствовать себя должной. Никому и ни за что.
– Включить музыку? – он потянулся к магнитофону.
– Нет-нет! – поспешно отказалась она. – Под колесами асфальт шуршит, ветер чуть слышно завывает, больше ничего и не надо.
Денис несколько удивился. Он обычно включал что-нибудь бодрящее, живенькое такое. Но сейчас вместе с Миленой прислушался к негромким звукам.
– В самом деле, как музыка. Музыка дороги.
Они несколько часов поездили в уютной тишине, пока стрелка бензобака не оказалась на нуле. Тогда Денис подъехал к заправке, налил полный бак. Когда садился обратно, с кривой ухмылкой открыл бардачок, вынул оттуда пятисотку и помахал ею перед носом пассажирки.
– Это откуда здесь взялось, а?
Она не стала отпираться.
– Мне просто неудобно. Ты столько времени на меня тратишь и денег.
Он молча взял у нее сумочку, открыл, бросил внутрь купюру.
– Если бы не хотел, то и не тратил. – Повернулся к ней, посмотрел в каре-зеленые глаза и снова понял, что его затягивает, как в омут. – Слушай, – голос звучал хрипло, как при ангине, – как ты это делаешь?
Она удивленно заморгала длинными ресницами.
– Что делаю? – спросила тихо, будто боялась его спугнуть.
– Вот это? У тебя в роду колдуний не было?
– Магии, колдовства и прочей паранормальной чепухи не бывает, – заученно ответила она. – Это несовместимо с серьезной наукой.
– Боюсь, что этой самой серьезной медицинской науке, – уточнил он ее слова, – еще расти и расти, чтоб объяснить многие непонятные для нее факты. Но это не про нас. Вот как ты объяснишь тот факт, что я, как посмотрю в твои глаза, так утопленником себя чувствую?
Милена вздрогнула.
– Утопленником? Это что, у тебя комплименты такие странные?
Денис спохватился.
– Ну, не в буквальном смысле, а в переносном.
– Это в любом смысле неприятно. Не забывай, кто я. Мне и утопленников спасать приходилось.
– Спасла?
– Нет. Было слишком поздно.
Ее голос зазвенел слезами, и он быстро проговорил:
– Извини. Я неправильно выразился.
Но настроение все равно было уже испорчено. Милена отвернулась к темному окну и попросила:
– Отвези меня, пожалуйста, домой. Уже поздно. Мне дольше одиннадцати часов гулять не разрешают.
Он посмотрел на часы. До одиннадцати осталось пятнадцать минут. Молча нажал на сцепление, погнал в ночь. Без двух минут был у нее. Скороговоркой проговорив привычное: «спасибо за прекрасный вечер, было очень приятно» – Милена выскочила из машины и убежала домой. Дождавшись, когда она помашет ему в окно, Денис отправился к себе, хмурый и раздосадованный на самого себя.
С чего он ляпнул про утопленника? Но, с другой стороны, именно это слово точно отражало его ощущения. Но словцо неприятное, это точно. Надо было как-то попоэтичнее, не так прямолинейно. Но вот не умеет он поэтично, чай, не поэт. Вот если бы можно было разговаривать математическими формулами, это было бы по нему.
Дома все было по-прежнему, только мама посмотрела на него с каким-то непонятным ему сочувствием. Не удержавшись, спросил:
– Чего ты на меня так смотришь?
– Сочувствую.
– Чему? У меня все хорошо.
– Неправда. У тебя точно такой же вид, как перед поступлением в универ. Ты тогда так долго раздумывал, твое это или не твое, помнишь? Но это и понятно: когда вокруг столько возможностей, трудно понять, какая дорога самая верная.
Денис поморщился. Ох уж эта мамочка с ее проницательностью! Но, с другой стороны, у кого, как не у нее, просить совета?
– И как мне быть, как ты думаешь?