Научиться быть ведьмой

Никите не давала покоя удивительная схожесть его подопечной с погибшей сестрой. Это казалось противоестественным. Конечно, близнецов часто путают друзья и знакомые, в этом нет ничего странного. Но чтобы их не отличала даже мама?! Чутье подсказывало, что разгадка этого может стать ключом ко всему запутанному делу. И Никита в течение всего учебного дня занимался анализом известных ему фактов. Постепенно он пришел к безумной гипотезе: не могла ли Алеся быть информационным дублем Вероники? По крайней мере, это объясняло бы их полную идентичность.

Никита понимал, что его предположение не выдерживало никакой критики, потому что не существует методик создания дублей людей. Кое-что, конечно, скопировать можно, например память. Но не сознание! Сознание – тонкая сложноорганизованная непостижимая материя, а не просто носитель информации.

Однако полностью отметать свою гипотезу Никита не стал. Он вспомнил странное поведение ректора на одной из последних лекций. Петра Ивановича вывели из себя слова Леночки о близнецах, один из которых является дублем другого. Ректор чрезвычайно эмоционально отреагировал на, в общем-то, невинное предположение студентки – пришел в ярость. Его поведение не было похоже на игру в злого полицейского – гнев был натуральный.

– Петр Иванович, можно?

– Входи.

Несмотря на плотно прикрытую Никитой дверь, ректор наложил на свой голос методику акустического камуфляжа, и парень последовал его примеру. Оба понимали, что игра идет к развязке и любой малейший прокол может привести к непредсказуемым последствиям.

– Как продвигается расследование? – Никита начал с пространного вопроса.

– Работаю, – ушел от ответа Петр Иванович.

Парню понравилось, что ректор осторожничает. Это правильный подход – доверяй, но проверяй. Но тем не менее Никите надо было вывести профессора на откровенный разговор.

– Сокращаете список подозреваемых?

– И это тоже.

– А как насчет родственников? Изучаете?

– Разумеется.

– Вам не показалось подозрительным удивительное сходство Вероники с погибшей сестрой?

– Показалось.

– Не может оказаться, что Алеся была информационным дублем Вероники? – Никита решил действовать в лоб.

Ректор усмехнулся.

– Понимаю, куда ты клонишь и почему. Молодец – наблюдательный. Но вышел я из себя тогда по другой причине.

– Просветите.

– Наш многоуважаемый и обожаемый молодыми людьми за удивительную доброту и покладистость профессор астрологии вдруг настолько озаботился успеваемостью студентов, что решил отчислить самого нерадивого из них.

– Веронику, – кивнул головой Никита, вспомнив, как Колобок настаивал, чтобы Бегемотик на заседании Совета профессоров голосовал за отчисление Двинской.

– Именно. На тот момент проректор отсутствовал, и я понимал, что Павлу Борисовичу вполне может хватить голосов, чтобы протащить решение об отчислении Вероники. Его аргументация выглядела довольно убедительно – мало того что у самой Двинской успеваемость и дисциплина на нуле, так еще на нее стали равняться и другие девушки, что снизило общую успеваемость. Я, чтобы ее, эту успеваемость, повысить, ставлю вашей группе за контрольную, закрыв глаза, сплошные пятерки. И что толку? Лена Шмелева сидит и всю лекцию отвлекается, как будто специально подтверждая слова Павла Борисовича. А когда я ее спрашиваю, говорит откровенную чушь. Я же понимаю, что если такая же ерунда будет и на других предметах, то профессора поддержат предложение нашего астролога. И вот решаю сыграть в злого полицейского, чтобы Леночке, а заодно и другим студентам поставить мозги на место.

– Вам и играть не пришлось. Ярость была натуральной.

– Именно, – опять усмехнулся ректор. – Эта Шмелева меня реально вывела из себя тем, что своей глупостью мешает важному делу.

– Вы знаете, что после этого случая она проплакала весь день?

– Но отвлекаться-то перестала, – лукаво улыбнулся Петр Иванович. – Запатентовать мне, что ли, мою гениальную педагогическую методику? Или лучше сесть за педагогическую диссертацию?

– Теперь, когда ваш гениальный, но пока еще незапатентованный педагогический прием сделал группу более внимательной плюс проректор снова вышел на работу и под вашим давлением готов отказаться голосовать за отчисление Вероники, остался ли у Павла Борисовича шанс протянуть свое решение?

– Думаю, нет. Но на всякий случай я продолжаю работу среди профессоров, чтобы голосование прошло так, как нам надо.

– Да, я видел, что вы и с ними умеете играть в супердоброго и суперзлого, – теперь уже усмехнулся Никита. – Рад, что у вас все под контролем.

Никита вышел из кабинета ректора и направился в центральную часть студгородка, по дороге обдумывая слова Петра Ивановича. Не мог ли он лукавить? Конечно, профессор был хитрым опытным игроком и преследовал свои цели. Хоть они во многом и пересекались с целями Никиты, но все равно ложь могла быть ему выгодна. Однако проанализировав детали – естественное поведение ректора и его непринужденную речь, Никита пришел к выводу, что тот говорил правду. Безумную гипотезу о дубле, которая и до беседы с Петром Ивановичем трещала по швам, пришлось откинуть.